Принц Крови

— Кроме Лоррена вряд ли, — усмехнулся Филипп, — Не пугайтесь. Я шучу. Кое-что еще осталось. Но меньше, чем хотелось бы. Боюсь, тот идеальный образ Парижа, что вы храните в своем сердце, развеется в прах. А мы здесь почти уже привыкли к переменам и смирились.

— Мой бедный принц, я слышала о том, что во время какой-то очередной войны был уничтожен ваш дворец Сен-Клу.

— Не напоминайте мне об этом, мадам, — простонал Филипп, — Я так любил Сен-Клу. Мы еще сможем найти в Париже пару милых мест, которые люди не успели испоганить, я с удовольствием сопровожу вас туда и предамся вместе с вами сладостным воспоминаниям о прошлом… Но сначала нам нужно покончить с неприятным недоразумением, так преданно глядящим на вас.

Филипп обреченно взглянул на часы, которые показывали третий час ночи.

— И желательно как можно скорее.

— Вы торопитесь?

— Весьма тороплюсь. Я обещал сегодня быть на выставке одного художника, — действительно достойного художника, что так редко в наше время! Присоединитесь ко мне?

— С удовольствием. Но, как вы справедливо заметили, нам… вернее вам, нужно что-то решить в отношении Эмиля.

Диана с состраданием посмотрела на своего понурого птенца, потом снова на Филиппа.

— Я прошу вас о снисхождении, монсеньор, — произнесла она после секундной паузы, — Эмиль совершил ошибку. Ужасную ошибку. Бедняга так рассеян, но это потому, что он слишком увлечен наукой.

Эмиль сделал еще более удрученное лицо, хотя, казалось, это было уже невозможно.

— Слишком увлечен, — подтвердил Филипп, — Его увлеченность порой переходит все границы разумного.

Он посмотрел на «булонского кровопийцу», нервно покусывающего губу и теребящего край пуловера. Казалось бы, обращение в вампира на каждого человека должно подействовать благотворно — по крайней мере, что касается его внешнего вида, но некоторых гениев, похоже, ничто не могло преобразить. Птенец Эмиля выглядел облезлым, как цыпленок-подросток.

— Он, в самом деле, так талантлив, как ты говорил? — с сомнением спросил Филипп.

— О да, монсеньор! — поспешно воскликнул Эмиль, — Если бы только у него было время, он смог бы совершить переворот в науке! Я в этом совершенно уверен! Мы уже много лет работаем над теорией петлевой квантовой гравитации, и как раз сейчас у нас появилась новая идея, которую следовало бы развить! Это сможет изменить представление человечества о времени и пространстве!

— Как интересно, — флегматично пробормотал Филипп.

Большую часть своей человеческой жизни, и всю свою жизнь во тьме Эмиль Патрю посвятил науке. Он родился в конце XVII века в семье какого-то зажиточного буржуа, учился в иезуитском колледже, в результате чего возненавидел богословие от всей души, но зато увлекся математикой, а позже механикой, теорией вероятности, астрономией и даже метеорологией. Начало XVIII века открывало в науке новые горизонты, и Эмиль всей душой устремился принять участие в ее развитии и процветании. Проблема была одна, — краткость человеческой жизни. Дожив до пятидесяти лет и заработав из-за наплевательского отношения к своему здоровью несколько весьма досадных болезней, Эмиль начал понимать, что за оставшееся ему время, — лет десять или в лучшем случае пятнадцать, — он никак не успеет довести свои исследования хотя бы до какого-то логического конца. Осознание этого факта приводило ученого в отчаяние и однажды он поделился своей болью с одним учеником, который случайно оказался знаком с хорошенькой сострадательной вампиршей, по доброте душевной замолвившей словечко за Патрю перед принцессой города. Диана де Пуатье покровительствовала умным и талантливым людям, и порой дарила бессмертие самым выдающимся из них. Эмиль Патрю показался ей достойным такой милости, — он горел истиной страстью к новым знаниям и его мало волновало все остальное, и меньше всего проклятие собственной души.

В начале XIX века Эмиль заинтересовался новым и перспективным направлением в науке — физикой элементарных частиц, и с тех пор вот уже почти две сотни лет был погружен в эксперименты с фермионами и бозонами, и прочими подобными же вещами, недоступными пониманию непосвященных. Эмиль не интересовался вампирской политикой и не стремился к увеличению собственной силы, но, вероятно, у него был хороший потенциал, потому что каким-то чудом этот фанатичный ученый умудрился дорасти до уровня мастера и смог создавать собственных птенцов. Эмиль не злоупотреблял обращением своих друзей-ученых, и всегда строго выполнял правила, регламентирующие сие действо, поэтому доселе проблем с ним не было никаких. Два его птенца, обращенных в начале XX столетия были такими же безумными фанатиками своего дела, как и он, и не интересовались ничем кроме науки. Но на третий раз Эмилю не повезло. Очередной гений, который Патрю захотел сохранить на века, оказался несколько более многогранным, чем он рассчитывал.