Принц Крови

— Я совсем про него забыл. Проклятый оборотень! Может, он не явится?

Но Роже Ренар все же явился к Филиппу следующей ночью. Истинный облик его совсем не походил на созданный актером образ — о чем они вообще думали непонятно… Впрочем, подлинный Ренар был настолько несимпатичен, мрачен, угрюм и тяжел в общении, что, вероятно, задачей актера было просто сделать его попривлекательнее.

Иметь с Ренаром дело оказалось очень не просто, он всюду подозревал подвох и цеплялся к каждой мелочи. Клятву верности принцу вампиров он так и не дал из опасений, что тот с ее помощью сможет поработить его волю и управлять им на расстоянии в собственных корыстных интересах. Свои же интересы у Ренара были весьма своеобразны: он желал абсолютной власти и наподобие Робеспьера полагал, что ото всех, кто с ним в чем-то не согласен, лучше всего избавиться, особо не церемонясь.

В конце концов, он и кончил так же, как Робеспьер, — был убит в результате заговора своих же бывших сторонников. Произошло это довольно скоро, всего лишь через пару лет после его воцарения над крысами, но за это время Ренар успел доставить Филиппу немало проблем. Последнюю и самую большую из которых тому пришлось расхлебывать уже после безвременной смерти оборотня, осенью 1795 года.

3.

Посредником между собой и принцем вампиров Ренар назначил того самого актера, который столь безуспешно им притворялся. Как заявил тот, впервые явившись пред очи Филиппа, — в качестве наказания.

— Скорее всего, мне придется быть вестником не особенно приятных для вас новостей, — заявил он скорбно, — и месье Ренар рассчитывает на то, что когда-нибудь вы разозлитесь и меня убьете. Надеюсь, вы не доставите ему такого удовольствия?

— Не доставлю, если будешь вести себя благоразумно, — ответил Филипп, — Какого черта, скажи на милость, ты престал являться в театр? Актер, которым тебя заменили, совершенно бездарен.

Оборотень очень расстроился, в глазах его даже блеснули слезы.

— Ах, сударь, это не моя вина! Месье Ренар запретил мне играть! Решил, что нам не престало появляться на публике и следует держаться в тени! А от лицедейства и вовсе один вред… Он никак не может простить мне провал.

— Ваш предводитель разочаровывает меня все больше и больше.

Крыс воздержался от комментариев, но по лицу его было видно, что и сам он разочарован сверх всякой меры.

Лишенный возможности играть на сцене, несчастный оборотень являлся к вампирам чаще, чем того требовали его полномочия посланника, чтобы поговорить с Филиппом о театре, о сыгранных им некогда ролях и о том, что, возможно, еще ему следовало бы сыграть. В гостиной для вампиров или на кухне для прислуги он при каждой удобной возможности преображался в персонажа какой-нибудь пьесы и вдохновенно читал монологи из любимого Бомарше или Мольера. Самых благодарных зрителей он нашел в лице кухарки и горничной, иногда к ним присоединялись так же конюх, садовник и мажордом, взиравшие на него с восхищением. Особенно оборотню удавались комедийные роли, и в доме мало кто знал его настоящее имя, — все звали его Фигаро.

Жаркое пригорало, по углам копилась пыль, дом постепенно превращался в филиал Комеди Франсез, — или, как называли его теперь, Национального театра, — но неожиданно безобразие прекратилось. Крысиный король счел частые визиты своего подданного в дом принца города подозрительными, и Фигаро надолго пропал. Почитатели и особенно почитательницы его таланта очень переживали по поводу этого исчезновения, опасаясь, как бы злобный предводитель крыс не убил их кумира. Но, к счастью, этого не произошло. Однажды вампиры узнали удивительную новость: Роже Ренар убит кем-то из своих приближенных. А уже через пару дней после этого на пороге дома Филиппа вдруг снова появился Фигаро, выглядевший исхудавшим и измученным.

И с умирающим ребенком на руках.

Дело было глухой ночью, за пару часов до рассвета, моросил мелкий дождик и холод пробирал до костей. Все люди спали, на боевом посту оставались только мажордом и парочка вампиров из стражи, которые и впустили вымокшего оборотня в дом, немало пораженные его неожиданным визитом.

— Боже правый, что все это значит, месье? — бормотал Жером, переводя взгляд с чумазой и небритой физиономии Фигаро на завернутого в одеяло мальчика.

— Его высочество дома? Мне надо немедленно поговорить с ним, — мрачно ответил тот.

— Его нет, — возмущенно отвечал мажордом, — и смею вас уверить…

Оборотень не дал ему договорить.

— Жером, черт тебя возьми, — сказал он с чувством, — Не держи меня на пороге! Ребенка надо скорее уложить в постель и переодеть в сухое. Разбуди Мари или Шарлотту… Ну же, шевелись!

Жером поджал губы, но подчинился.

— Положи его пока на диван, — разрешил он и ушел, громко бормоча, — Не нашлось иных постелей в городе! Только в этом доме!