Принц Крови

— Я останусь на время, но если только вы не будете называть меня величеством.

— Договорились. Но гражданином Капетом я вас тоже называть не буду. Мы придумаем вам какое-нибудь имя. Потом, когда в том настанет нужда.

— Я хотел бы назваться Симоном, — мечтательно сказал мальчик, — Такая фамилия у моего воспитателя…

— Знаете что, — вампир зловеще сверкнул глазами, — Я все же советую вам не слишком испытывать мое терпение!

Мальчик смотрел на него упрямо и бесстрашно, он еще не знал, что вампирам не следует смотреть в глаза.

Луи-Шарль согласился остаться в доме своего дальнего — или давнего? — родственника, но это вовсе не значило, что он смирился со своим положением. Ему не нравилось здесь. Жить среди аристократов само по себе было пыткой, к тому же в их доме было слишком много нудных правил, которые он ненавидел.

Мальчик скучал по Тамплю, по своему воспитателю, который был веселым малым, любил выпить и не чурался крепкого словца. Иногда он наливал и Луи-Шарлю немного вина и рассказывал ему, как здорово они заживут очень скоро, когда, наконец, изведут под корень всех роялистов. «Мы больше не будем бедняками, — говорил он, — будем жить так, как нам захочется, без страха, что кто-то отберет у нас честно заработанное. Наша армия уже самая сильная и вскоре сможет завоевать всю Европу и освободить ее от тирании». Луи-Шарль мечтал, что когда вырастет, станет солдатом, и тоже будет участвовать в освобождении Европы. Хотя ему и говорили, что он не виноват в том, что родился в семье тиранов, мальчик все равно чувствовал необходимость доказать, что он хороший и честный человек, не такой, как они.

Антуан и Мадлен уехали из Тампля незадолго до похищения Луи-Шарля, — Конвент перестал им платить за воспитание юного гражданина Капета, и те вынуждены были покинуть его. Так что о том, что сапожник и его жена ждут его и оплакивают, мальчик выдумал, выдавая желаемое за действительное. В последнее время Луи-Шарль был предоставлен сам себе, и в основном общался с солдатами, — гвардейцами, приставленными его охранять, которые тоже стали ему друзьями. Они одобрительно смеялись, когда мальчик вышагивал по двору с ружьем на перевес, четко печатая шаг, они позволяли ему пострелять, и он иногда уже попадал в мишень. Они говорили, что Луи-Шарль теперь такой же, как они, и хлопали его по плечу. Луи-Шарль проводил с солдатами много времени и частенько обедал вместе с ними, слушал скабрезные шуточки и веселые байки, гвардейцы разрешали ему есть руками, если так хочется, они не заставляли его читать молитвы перед сном, не принуждали учить тягомотную латынь. Солдату не нужна грамота, так к чему тратить время на всякую ерунду?

Вампиры тоже не заставляли его учить латынь и читать молитвы, но он должен был за столом пользоваться ножом и вилкой, даже если ел на кухне вместе со слугами, а еще ему приходилось все время мыться и менять нижнее белье, когда оно было совсем еще чистым. Эти аристократические штучки ужасно раздражали, и в знак протеста Луи-Шарль старался обходить запреты как мог, пусть даже ему удавалось всего лишь усесться за стол с грязными руками — уже радость. А еще он громко пел революционные песни, пока Филипп не начинал угрожать ему убийством, уверяя, что в этом случае закон будет на его стороне, и он не понесет наказания. Эти песни были такими заразительными, что не раз Луи-Шарль заставал прислугу, мурлычущей себе под нос за работой: «отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног», и тогда он чувствовал себя так, будто сумел одержать маленькую, но вполне ощутимую победу.

Однажды Луи-Шарлю представили гувернера, бледного, унылого немца, преподававшего некогда в университете и последние несколько лет прозябавшего без работы. Тот взялся учить его наукам: математике, чтению и письму, немецкому языку и проклятой латыни. Луи-Шарль был возмущен до глубины души таким произволом, порывался сбежать из дому и устраивал забастовки, отказываясь выполнять задания учителя. Гувернер беспрерывно ходил жаловаться на него Филиппу, пока так не надоел ему, что тот пригрозил свернуть ему шею.

От убийства Филиппа спас Жак, который, видя этот неискоренимый бунтарский дух в монаршеском отпрыске, решил сам заняться его воспитанием. Жака мальчик уважал больше, чем других обитателей дома. Во-первых, он не имел благородного происхождения, во-вторых, он когда-то был солдатом. Луи-Шарль искренне не понимал, отчего тот добровольно служит этим отбросам общества, тиранам да еще и кровопийцам в самом прямом смысле этого слова и пытался вести с Жаком разъяснительные беседы, но тот не поддавался на агитацию и вообще мало с ним разговаривал. Как только Луи-Шарль начинал болтать, тот загружал его работой, — той работой, что мальчику нравилась, учил его драться и стрелять. В итоге, к исходу года Луи-Шарль обожал его даже больше, чем своего драгоценного воспитателя сапожника Симона.