Принц Лестат

– Рош, это неописуемо! – простонал Бенедикт. Он сидел за письменным столом, всхлипывая, уронив голову на руки. Рошаманд, устроившийся возле огромного очага, смотрел на своего отпрыска со сложной смесью нетерпения и невольного сочувствия. Он совершенно не умел отстраняться от бурных эмоций Бенедикта – а может, не столько не умел, сколько не хотел. Из многочисленных своих спутников и отпрысков он больше всего любил Бенедикта – дитя эпохи Меровингов, мечтательного школяра, жаждущего постичь те годы, что мир теперь называет веком обскурантизма. О, как бедняжка рыдал, когда Рош причастил его к Крови, как страшился, что теперь проклят навеки! А потом принялся поклоняться Рошаманду столь же пылко, как до того поклонялся своему христианскому богу. Для него не существовало мира, не омраченного ужасом загробной кары. Однако даже этот суеверный ужас лишь придавал Бенедикту обаяния.

К тому же у злополучного отрока оказался удивительный дар: создавать вампиров, во всем превосходящих его самого. Как ему это удается – так и оставалось для Роша загадкой, но факт есть факт.

Именно Бенедикт создал юного Ноткера Мудрого, безумного гения, для которого музыка была столь же жизненно необходима, как и человечья кровь. Ноткер, должно быть, жив и по сию пору.

Прелестный Бенедикт, отрада для глаз, если и не для слуха… Слезы его очарованием не уступали улыбкам.

Одеяние Рошаманда постороннему наблюдателю показалось бы обычной монашеской рясой: бесформенный балахон из серой шерсти, перепоясанный широким кожаным ремнем. Просторный капюшон, длинные широкие рукава, все как положено. Однако на самом деле ряса была сшита из превосходного кашемира, а на оловянной пряжке пояса красовалась искусная чеканка: лицо Медузы с извивающимися змеями вместо волос и распахнутым в безмолвном вопле ртом. На ногах у него были сделанные на заказ коричневые кожаные сандалии: он совершенно не мерз здесь, на этом утесистом зеленом островке Внешних Гебрид.

Синеглазый красавец с короткими и очень мягкими золотисто-каштановыми волосами, Рошаманд родился несколько тысяч лет тому назад, на острове Крит, а в двадцать лет перебрался в Египет. Ровный кремовый загар, характерный для вампиров, часто выходящих на солнце, чтобы сойти за смертных, придавал его огромным глазам еще большую красоту и яркость.

Они с Бенедиктом разговаривали по-английски, как привыкли за последние семьсот-восемьсот лет. Старофранцузский и латынь ушли из их повседневной речи, но не из библиотек. Рош знал множество древних языков – языков, неведомых Бенедикту.

– Они все, все сгорели! Погибли на месте! – В сдавленном от рыданий голосе Бенедикта не слышалось ни тени надежды.

– Подними голову и посмотри на меня, – велел Рошаманд. – Бенедикт, я к тебе обращаюсь. Смотри на меня и рассказывай – что именно там произошло.

Бенедикт выпрямился на стуле. Спутанные пряди длинных каштановых волос спадали ему на глаза, мальчишеские губы дрожали. И уж как водится – лицо все перемазано кровью. Как и одежда. Шерстяной свитер весь в крови, твидовый пиджак не лучше. Отвратительно. Просто отвратительно. Вампиры, пятнающие одежду кровью – будь то кровь жертв или собственные их слезы, – достойны презрения. Ничто так не раздражало Рошаманда в современных фильмах о вампирах, как их противоестественное неряшество.

А Бенедикт сейчас выглядел точь-в-точь вампиром из какого-нибудь дешевого телесериальчика!

Ему суждено было навеки остаться восемнадцатилетним отроком, ибо ровно столько ему и было на момент превращения в вампира – точно так же, как Рошаманду суждено было всегда выглядеть молодым человеком, лишь немногим старше Бенедикта – но при этом куда взрослее, шире в груди и плечах. Однако у Бенедикта и характер навеки остался таким же ребячливым. Ни умения ловчить, ни тени коварства. Останься он человеком, небось все равно бы так и не повзрослел. Совсем по той Христовой заповеди: «Не будете как дети, не войдете в Царствие Небесное». В юности Бенедикт был не просто монахом – еще и убежденным мистиком.

Как знать?

Рошаманд же, с другой стороны, в смертной своей жизни был старшим из десяти детей, уже в двенадцать лет считал себя взрослым мужчиной, защитником матери. Дворцовые интриги. В день, когда его мать убили, он сбежал к морю и, сумев лишь собственным умом сколотить состояние, двинулся вверх по Нилу торговать с египтянами. Он участвовал во многих схватках и сражениях, но вышел из них без единой царапины – покуда вампиры, рабы Царицы, не схватили его и не уволокли с его суденышка.

И Рошаманд, и Бенедикт отличались красотой и статностью: их обоих выбрали для Причастия Кровью за физические совершенства. За многие века Рошаманд обратил дюжины красавчиков навроде Бенедикта, но ни один из них не остался с ним, не полюбил его так, как Бенедикт, не привязался к нему. Вспоминая времена, когда он прогнал Бенедикта от себя, Рошаманд внутренне содрогался и благодарил неведомое темное божество вампирского мира за то, что сумел потом отыскать Бенедикта и привести обратно.