Въезд во двор оказался перекрыт машиной, которая привезла в аптеку товар и я пошла пешком. Странно, меня не было здесь всего ничего, а, казалось, прошла целая вечность. Что-то было не так… Я шла через двор и не могла понять, почему так странно посмотрела мне вслед соседка, не поздоровался, приветливый до этого, дворник-киргиз и отчего молодая мама суетливо взяла на руки ребёнка, который крутился около подъезда. Я прожила здесь всего пару недель и эти люди по определению не могли меня знать, а складывалось впечатление, будто бы стала за время своего отсутствия телезвездой.
– Может быть Бармалей постарался? – гадала я вслух, открывая двери.
Странно, если нижний замок открылся легко, то в верхний ключ даже не вставлялся.
Что за чертовщина? – удивилась я, отступая на шаг от двери и собираясь с мыслями. – Наведаться ко мне люди Старика до ареста, конечно, могли, но ведь замок менять они уж точно не стали бы. Неужели снова идти к Мишке?
Двери долго никто не открывал, и я уже собралась уходить, как из квартиры раздался грохот.
– Понятно, снова на рогах! – пробормотала я.
Раздался звук открывающегося замка и, на пороге, возник полуодетый Мишка. Его взгляд был устремлён куда-то мимо моего правого уха. Причём глаза смотрели как бы в разные стороны.
– Кто? – изрёк он, и вдруг попытался закрыть дверь.
– Тихо! – Я выставила руку и вошла, сдвинув его в сторону.
Мишка повёл себя, по меньшей мере, странно. Он вдруг стал пятиться задом, пока не налетел спиной на стену.
– Кыш! – вырвалось у него с воздухом и слюной, повисшей на нижней губе.
– Что с тобой? – спросила я, вглядываясь в его глаза. – Неужели допился? И в каком я тебе предстала образе, если так?
– Ы-ыы! – провыл он и стал креститься.
Стало жутковато. Однако, так и подмывало поиздеваться над болезным, и я провела ладошкой у себя над темечком, гадая:
– Я, наверное, с рогами? Или нет, дай угадаю? С крыльями? А может у меня нимб?!
Рука Мишки после крестного знамени, словно крестился гирею, безвольно упала вдоль туловища.
– Что, теперь меня грохнуть решила? – ошарашил он.
Пришла очередь испугаться мне.
– Ты что несёшь? – спросила я.
– Бармалея за что? – Он вытаращился на меня стеклянными глазами и громко икнул.
– Фу! – Я скривилась от запаха перегара и помахала перед его лицом ладошкой.
Он попытался поймать меня за запястье, но не смог и промахнулся, хватившись за пустоту. В следующий момент, словно вес пригоршни воздуха оказался неподъёмным, он полетел вслед за стиснутым кулаком и с размаху врезался лбом в стену.
– Уй-ху-е! – провыл он, корчась на полу и жмурясь от боли.
Я знала, если он проспал хотя бы час, то после такой встряски быстро придёт в себя и направилась в комнату.
Сзади сначала доносилась возня и кряхтенье. По звукам я поняла, Мишка поднялся. Потом стали надвигаться нетвёрдые шаги. Мишка проковылял мимо и прямо к столу. Схватив с него бутылку минеральной воды, он приник к горлышку и стал жадно пить. Вода тоненькими струйками катилась по небритому подбородку, оставляла мокрые дорожки на шее и превращалась в пятна на ржавого цвета майке. Осушив бутылку, он громко отрыгнул воздухом, и с размаху уселся в кресло.
– Хорош! – констатировала я, стараясь не смотреть на вывалившееся из трусов хозяйство, похожее на клубни картошки в волосатой мешковине. Другая бы на моём месте с воем бросилась прочь, но не я, потому как знала, их хозяин забыл о существовании такового богатства до полного вытрезвления.
– Ты где пропадала? – сподобился и спросил он.
– А ты никак с горя запил? – съязвила я. – Не вынес разлуки со мной?
– С горя, – подтвердил Мишка и сжал губы, словно ребёнок, готовый расплакаться.
– Что стряслось? – спросила я, не веря в его скорбь. По опыту знала, в конце загула все алкаши вдруг становятся сентиментальными и рыдают по любому поводу. Они плачутся близким, жалуются на себя говнюков, скорбят по усопшим и, даже, оплакивают щенков из детства… Всё что подвернётся под руку. Сколько я выслушала от отца откровений, после которых он рвал на себе майки, а потом размазывал ими на лице слёзы!
– Боо! – протянул Мишка и вновь залился слезами.
– Да что это такое? – недоумевала я глядя на это создание.
– Барма-кх-кх! – зашёлся он кашлем, подавившись собственными слезами.
– Ты можешь толком объяснить, что произошло? – крикнула я.
– Бармалея убили! – выпалил он.
Я не поверила своим ушам.
– Как? Да что ты гонишь? Спит, наверное, мертвецким сном, а ты принял его за мёртвого.
– Полиция была, – провыл он протяжно и по-бабьи. – Тебя тоже искали. Кто-то сказал, что вы с ним у подъезда в ту ночь ругались.
Меня обдало жаром. Это было похоже на правду. Причём, если учесть мой предыдущий опыт общения с правоохранительными органами, на горькую правду.
– Как это произошло? – допытывалась я. – И когда?
Этот вопрос меня интересовал куда больше. Ведь если Бармалей умер в ту ночь, когда нас привёз Макс, то это можно легко привязать ко мне.
– Его прямо у себя в доме зарезали, – рассказывал Мишка. – Тридцать раз ножом! Звери!
– В каком доме? – не могла я взять в толк.