Он потирает большим пальцем нижнюю губу, оценивая меня. Кстати, насчет оценивания, у него красивые пальцы. Длинные, прямые с чистыми ухоженными ногтями. В моей голове звучит голос доктора Сьюза: «Ох, по каким же местам могли бы пройтись эти пальцы».
Господи, со мной что-то не так.
– У тебя есть парень?
– Нет.
– Ты лесбиянка?
– Нет.
– Тогда это будет самая правильная вещь, которую ты когда-либо сделаешь.
Я поднимаю подбородок и скрещиваю руки на груди в защитном жесте.
– Мое достоинство не продается.
Николас наклоняется вперед, поедая меня глазами.
– Моему члену не нужно твое достоинство, милая. Напротив, я хочу поместить его как можно глубже в тебя.
– У тебя на все есть ответ?
– Вот мой ответ на это – двадцать тысяч долларов.
Черт возьми! Моя нижняя челюсть сейчас находится где-то в районе пола.
Эти великолепные глубокие глаза пристально смотрят в мои, завлекая поддаться искушению.
– Ты не пожалеешь об этом, клянусь.
И сейчас мысли о деньгах, о таком огромном количестве наличных, затмевают мысли о сексе. Я думаю о том, куда бы я могла потратить все эти деньги – починить водонагреватель, внести ипотечный платеж, отложить финансы на второй семестр Элли. Боже, это так заманчиво.
Но когда деньги закончатся, а это произойдет быстро, мое отражение в зеркале никуда не денется.
И я буду смотреть на него ежедневно.
– Я думаю, мы оба ошиблись, – говорю я, пожимая плечами. – У некоторых вещей нет цены, и они не продаются, вообще.
Саймон хлопает в ладоши.
– Отлично, солнышко. Оптимизм снова побеждает. Этот пирог изумительный, кстати, ты вроде говорила, что печешь их сама, да? Тебе нужно написать кулинарную книгу.
Я не отвечаю ему. Николас все еще удерживает мой взгляд, и я не могу ничего поделать.
– Или, может, я пытаюсь купить неправильную вещь. Иногда корову нельзя продать, но молоко будет стоить свою цену.
Хорошо, теперь видно, что он действительно пьян, потому что сказанное не имеет никакого смысла.
– Что ты хочешь этим сказать?
Он смеется.
– Что насчет поцелуя?
Мое дыхание вырывается из легких с громким свистом. И то, что он говорит после, заставляет меня вдохнуть поглубже.
– Если в скором времени я не попробую твои губы на вкус, то сойду с ума.
Я никогда не задумывалась о своих губах. Они красивые, наверное, от природы пухлые и розовые, я увлажняю их бальзамом с малиновым вкусом, иногда с маслом ши, пару раз в день.
– Пять тысяч долларов.
Я бы поцеловала его и бесплатно. Но есть что-то захватывающее, почти лестное, в ненормальном, извращенном смысле, то, как именно он делает эти предложения. Потому что он хочет этого достаточно сильно, чтобы заплатить.
– Пять тысяч долларов? За поцелуй?
– Так я и сказал.
– С языком?
– Без него это уже не настоящий поцелуй.
Я колеблюсь всего несколько мгновений. Но этого оказывается достаточно для Николаса, чтобы все испортить.
– Просто скажи «да», детка. Очевидно, что ты нуждаешься в деньгах.
Я ахаю, прежде чем успеваю себя остановить. Не думала, что какие-то несколько слов от совершенно незнакомого человека могут так ранить. Какого хрена!
Во мне бушует буря разнообразных эмоций, унижение от того, что мои проблемы кинули мне в лицо, разочарование, что этот мужчина, этот великолепный, соблазнительный мужчина, думает, что я нуждаюсь в благотворительности. В мгновение ока я окидываю взглядом кафе: потрескавшаяся краска, сломанный замок, изношенные стулья и потертые шторы, которые перестали выглядеть нормально еще годы назад.
– Ради всего святого, Николас, – с укором говорит Саймон.
Но он просто смотрит на меня в ожидании, эти наглые глаза светятся от предвкушения. Поэтому я даю ему то, что он так ждет.
– Руки под стол, – приказываю я.
Он улыбается шире, убирает свою фляжку в карман и делает то, что я ему сказала.
– Закрой глаза.
– Мне нравятся женщины, которые не боятся брать инициативу в свои руки.
– Заткнись.
Он сказал уже достаточно.
Я наклоняюсь, мои глаза все это время остаются открытыми, запоминаю каждую черточку его лица и чувствую теплое дыхание на своей щеке. Так близко, что я могу видеть тень щетины на его подбородке, и на секунду я представляю, как она будет царапать кожу моего живота, бедер и всего остального.
Затем в одно движение я поднимаю его тарелку и впечатываю яблочный пирог в его тупую, смазливую мордашку.
– Поцелуй это, мудак.
Я выпрямляюсь и кладу чек на стол.
– Ваш счет, деньги оставьте на столе. Дверь там, используйте ее, прежде чем я вернусь обратно с бейсбольной битой и покажу вам, почему меня называют Малышка Рут[11].
Я не оглядываюсь, когда иду в сторону кухни, но я слышу бормотание:
– Вкусный пирог.
И если я не знала этого раньше, теперь я точно уверена: мужики – козлы.
4
Николас