Принц Николас

Собравшись с духом, я поворачиваюсь к Николасу, но не смотрю ему в глаза, вместо этого смотрю поверх его правого плеча на яркую, сверкающую огнями люстру.

Я чувствую его взгляд на своем лице, словно он пытается меня прочесть.

У меня нет даже шанса притвориться, что все замечательно. Потому что без каких-либо слов Николас берет меня за руку и тянет к лестнице в сад.

– Пошли.

Он ведет меня по извилистой, плохо освещенной дорожке к белой беседке с эстакадой. Садовые фонари отбрасывают мягкое свечение, но под крышей беседки темно, уединенно. Я придерживаю подол платья, когда поднимаюсь по ступенькам.

– Почему тебе не нравится Франни?

Николас рассказывал мне в Нью-Йорке, что они плохо ладят, что он не может ее терпеть. Но он удивлен моим вопросом.

– Ах… с того момента, как Саймон встретил ее, он был очарован ею, но она давала ему отворот-поворот снова и снова. В ночь, когда он рассказал ей о своей любви, она сказала, что никогда с ним не будет… А когда я пришел домой, то нашел ее в своей кровати. Голой.

Ревность, горячая и едкая, кусает меня. И шокирует.

– Ты спал с ней?

– Конечно, нет, – низко и резко отвечает он. – Я никогда бы не поступил так с Саймоном. Я рассказал ему об этом, но ему было все равно. Он сказал, что они «работают над своими проблемами». Вскоре после этого они стали встречаться, а несколько месяцев назад поженились. Я перестал пытаться это понять.

Я сажусь на скамейку.

– Боже. Она не выглядела, как кто-то… кто способен на такое. Она была добра ко мне.

Николас встает напротив меня, его лицо частично скрыто во тьме.

– Я рад, что она была добра к тебе, но вещи не всегда такие, какими кажутся. Следовало сказать тебе об этом раньше. – Он проводит рукой по своим волосам. – Я должен рассказать тебе о множестве вещей, Оливия. Но я не привык… говорить о таких вещах… вслух.

– Я не понимаю, что это значит.

Он садится рядом со мной и приглушенным голосом объясняет:

– Я хочу рассказать тебе о Люси.

Хотелось бы мне сказать, что он не должен объясняться. Что у нас все равно любовь не на веки вечные. Но мое сердце… мое сердце бьется сильнее, желая его слов.

– Почему ты был с ней? Почему оставил меня одну? Ты целовал ее, Николас? Потому что выглядело так, будто ты целовал ее на балконе.

Его рука касается моего подбородка.

– Прости, что оставил тебя. Я не хотел, чтобы так произошло. Нет, я не целовал ее. Я клянусь тебе своими родителями, что ничего такого не делал.

Облегчение ослабляет вцепившиеся в мое сердце клещи. Потому что я знаю, что он никогда не станет упоминать своих родителей, говоря неправду.

– Тогда что произошло?

Он наклоняется вперед, уперев локти в колени, и смотрит на землю.

– Я встретил Люси в школе. В Байр-Хаусе, когда нам было по десять лет. Она была самой красивой девочкой, которую я когда-либо видел. Такой хрупкой, что мне хотелось ее охранять. Мы начали встречаться… и СМИ впали в безумство. Я волновался, что это напугает ее. Но это ее не беспокоило, и я помню, как подумал, что она сильнее, чем я считал.

Он делает вдох и потирает заднюю часть шеи.

– Она забеременела, когда нам было семнадцать. Я сглупил… был неосторожен.

– Боже мой…

Он кивает, смотря на меня.

– Беременность в таком возрасте – сложность для любого, добавь к этому…

– Что ты – будущий лидер страны… – заканчиваю я за него.

– Это было ужасно. Ее семья просила, чтобы мы незамедлительно начали планировать свадьбу, хотела, чтобы Дворец объявил о помолвке. Моя бабушка требовала тестов, повторных тестов, чтобы убедиться, что она действительно беременна, что правда от меня.

И я вновь поражаюсь странностью жизни Николаса: архаичным правилам, которые его окружают.

– Чего хотел ты? – спрашиваю я, потому что у меня такое чувство, что его никто об этом никогда не спрашивал.

– Я хотел… сделать все правильно. Я любил ее. – Он потирает свое лицо. – Но в итоге это стало неважным. Через несколько недель она потеряла ребенка – выкидыш. Она была разбита.

– А ты?

Он не отвечает сразу. А после тихо говорит:

– Мне стало… легче. Я не был готов к такой ответственности. Еще нет.

– Это понятно. – Я глажу его плечо.

Он сглатывает и кивает.

– Когда год закончился, бабушка отправила меня в Японию на лето на гуманитарную миссию. Мы с Люси поначалу общались, переписывались… но потом мне стало не хватать времени. Когда осенью я вернулся в школу, все было по-другому. Я стал другим. Я заботился о ней, но мои чувства изменились. Я порвал с ней так осторожно, как только мог, но она все равно приняла это… плохо.

Грусть накатила на меня волной.

– Насколько плохо?

– Она пыталась покончить с собой неделю спустя. Семья Люси отправила ее в больницу. Хорошее место, но она больше не вернулась в школу. И я всегда чувствовал себя… виноватым в этом. Ответственным. Это не попало в газеты, даже не знаю, кому пришлось заплатить или кого убить, но это осталось секретом, не было опубликованно ни строчки.

– Поэтому ты так осторожен? Я про презервативы?

– Да.

Рывком он усаживает меня к себе на колени и обнимает.

– Спасибо, что рассказал мне. За объяснение. – Я понимаю, что это для него нелегко.