Снейпа всегда восхищала эта способность, хотя сам он ею ни в малейшей степени не обладал. Один раз испытав любовь, обнажив свою душу, он пережил такую боль и разочарование, что дал себе слово больше ни перед кем не снимать защиты, предпочтя лучше обречь себя на одиночество, чем снова перенести этот кошмар. И теперь, видя, что история, вопреки его желанию, повторяется и что его сердце снова не принадлежит ему, он с горечью понимал, что так и не постиг этих тайных законов, так и не научился распознавать любовь и защищаться от нее. «Видимо, такие вещи человек впитывает с молоком матери, — думал он. — А если этого не произошло, то он так и остается слепым на всю жизнь. Вот Лили обладает этой способностью, недаром она сразу почувствовала, что плащ заколдован».
Наконец они оказались перед небольшой дверью без каких‑либо ручек или замков. «Alohomora!» — произнес Снейп, дверь со скрипом отворилась, и они вышли на небольшую площадку, примыкавшую к стене замка. Прямо перед ними, под невысоким, но крутым обрывом, расстилалось озеро; слева темнел Запретный лес, а справа высились башни замка. На обрыве росла сосна, и ее ветки свешивались над площадкой, образуя подобие зеленой крыши. Это место было защищено от посторонних взглядов, и в то же время с него открывался роскошный вид на Хогвартс. Заходящее солнце освещало стены, окрашивая их в теплый золотистый цвет, и солнечные блики играли на волнах озера совсем как искры на том зелье, что осталось стоять на столе в кабинете у Снейпа.
В прохладном мартовском воздухе уже пахло весной, распускающимися почками и сырой землей, ветер доносил из леса шум деревьев, а с берега — тихий плеск воды о камни.
— Про этот ход почти никто не помнит, — тихо сказал профессор, закрыв дверь в коридор, — а подняться по обрыву довольно трудно. Так что кроме меня здесь никто не бывает. Я нашел это место, еще когда сам был студентом. Как попасть сюда из замка, я в то время, конечно, не знал, и залезал на площадку по обрыву или по сосне. Тогда мне представлялось, что я — первооткрыватель, отправившийся в опасное путешествие. Теперь путь сюда гораздо проще, но все равно я люблю бывать здесь. Каждый раз отсюда открывается новый вид: меняется погода, освещение, время года. Даже замок выглядит по–разному: иногда зловещим, а иногда — веселым…
Снейп смущенно замолчал. Ему вдруг стало неловко от того, что он пообещал показать Лили нечто необыкновенное и прекрасное, а привел всего лишь на берег озера. Для него это место имело особое значение, но она вполне могла быть разочарована, ожидая чего‑то большего. Он ждал ее ответа, но Лили молча наблюдала, как солнце садится в озеро и в замке одно за другим зажигаются окна. Небо окрасилось в розовый цвет, потом пожелтело и стало постепенно темнеть. Наконец Лили сказала, по–прежнему глядя в пространство:
— Вы счастливый человек, профессор… — и ее голос зазвучал иначе, чем обычно. Из него исчезли те интонации, которые ученики всегда используют, обращаясь к профессорам; это был голос взрослой женщины, которая говорила с ним, как с равным. Снейп снова вспомнил о том, что скоро она закончит школу, и для нее начнется совсем другая, взрослая жизнь, но сейчас эта мысль почему‑то не была для него столь болезненной.
— Знаете, профессор, — продолжала Лили, — сегодня в гостиной, когда все сидели и болтали о квиддиче… там было в общем‑то не так уж плохо… Но я почему‑то подумала о вас, о вашем холодном кабинете, и мне стало жаль вас, сэр… Мне казалось, что в вашей жизни не так уж много хорошего… Но теперь я понимаю, что ошибалась. Вы владеете огромной магической силой, умеете читать в людских сердцах и понимаете красоту мира лучше, чем прочие. За это не жалко пожертвовать банальными человеческими радостями, и с моей стороны было глупо жалеть вас.
— Вы сильно преувеличиваете, Лили, — усмехнулся Снейп. — Мое понимание человеческой природы несравнимо с тем, каким обладал, например, Альбус Дамблдор, а моих знаний хватает лишь на то, чтобы понять, как я далек от совершенства. Что же касается магической мощи, то сама по себе она не делает нас ни лучше, ни счастливее, и я отдал бы изрядную ее часть за то, что вы так пренебрежительно назвали «банальными человеческими радостями».
Он встал рядом с ней и положил руку на каменное ограждение площадки, почти касаясь ее руки. Ему казалось, что Лили понимает его, и он мог говорить с ней о таких вещах, о которых раньше не говорил ни с кем.
— Вы не цените эти радости, потому что они привычны для вас; вы выросли в доме, полном тепла, любви и уюта, и не видите в этом ничего необыкновенного. Но поверьте, так бывает не всегда… — он замолчал, не желая дальше посвящать ее в печальные обстоятельства своей жизни.
— Спасибо за то, что вы согласились учить меня, сэр, — произнесла Лили, повернувшись к нему, и это прозвучало очень уместно, как будто эта фраза являлась прямым продолжением предыдущего разговора. Их лица оказались так близко, что он почувствовал на своей щеке тепло ее дыхания.