5 июня 1907.
Последние донесения с мест хороши. Мы их обсуждали всю ночь. Теперь жжем одно за другим на пламени спиртовки, пока Катя сообщает новости о своей инспекционной поездке. Все идет отлично. Все на мази. Накануне вечером Катя вернулась из Кронштадта, а то, что там творится, происходит и в Ревеле, Риге, Либаве, Севастополе, Одессе и Феодосии — через эти города пролегал ее маршрут. Везде ждут великого дня со спокойствием и терпением. Все готово. Наши последние сторонники в провинции отдают себе отчет в серьезности положения и полны решимости действовать энергично. Известие о прибытии членов Исполнительного комитета, которые в каждом городе возглавят движение и лично будут участвовать в акциях, произвело наилучшее впечатление и воодушевило всех, кого оно касалось. К нам присоединилось множество военных моряков, организовавших немало ячеек. Энтузиазм балтийских и черноморских матросов невозможно описать. Столь благоприятное состояние умов Катя приписывает хорошей работе наших женщин из числа агентов-пропагандистов, вот уже несколько месяцев имеющих дело с флотскими экипажами и сухопутными гарнизонами, и отдает должное Женомору, которому пришла идея посылать в порты и арсеналы молодых женщин и девушек. Среди них сотни три — в основном гимназистки, дочери офицеров и купцов — поступили в публичные дома. Отдаваясь матросам, они взамен получали и тела, и души новых сторонников. Власти ни о чем не догадываются, ни за кем не замечено слежки. Все готово. По нашему сигналу все эти молодые женщины и девушки начнут действовать и встанут во главе недовольных. Флот с нами. В нашем распоряжении никогда не было такой своры. Охота пойдет славная: нам абсолютно гарантирована поддержка некоторых, причем самых крупных крепостных гарнизонов. Есть шанс, что к морякам присоединятся и подразделения береговой артиллерии.6 июня, 10 часов вечера.
Изнурительный день. Все метательные снаряды уже снабжены взрывателями и упакованы. Вечером в последний раз уточнили порядок действий. Одиннадцатое — день именин императора. По всей стране пройдут парады и празднества. Решено выступить одновременно во всех городах. Задачи определены точно, каждый знает, что ему надлежит предпринять. Программа действий очень напряженная, но пока все идет без срывов. Завтра расходимся по местам. Два-Ж сегодня утром уехал на Капри. Три-A сейчас отправляется в Лондон. Здесь они нам больше не нужны. Каждый из них займется собственным участком (у одного — Черное, у другого — Средиземное море), ведь надо все предусмотреть: многие попытаются бежать из страны именно морским путем. Ро-Ро покидает нас завтра утром. Следующей ночью он уже будет на борту «Рюрика». Адская машина и баллоны с газом запрятаны там неделю назад в угольном трюме. Медведь, тамошний главный механик, телеграфировал, что все готово. Но у самого Ро-Ро есть едва ли один шанс из ста выбраться оттуда живым.Только что нам принесли телеграмму от Хромого. Маша не выходит из дому. Мы установили за ней жесткий надзор. Одна из примкнувших к нам сотрудниц териокской почты вскрывает всю ее корреспонденцию. Следовательно, с этой стороны нам нечего опасаться.
7 июня, 9 часов утра.
Возвращаюсь с Николаевского вокзала. Все прошло удачно. Ро-Ро и его группа уехали. Они заняли два купе первого класса в экспрессе до Санкт-Петербурга. Везут в восьми чемоданах двадцать пять бомб со взрывателем реверсного типа; чемоданы (их восемь) английские, плоские, все одинаковые, с большими двуцветными наклейками, бросающимися в глаза: «Гастрольная труппа Попова». Я очень волнуюсь, но совершенно нет времени дать себе в этом отчет. День мне предстоит крайне насыщенный.Полночь.
Гостиный Двор. Политехнический совершенно пуст. Я вышел оттуда последним и обосновался в гостинице. Теперь я — мистер Джон Стоу, английский коммерсант. Сейчас спущусь в бар и буду хлестать шампанское. Уже назначил свидание роскошной цыпочке. В номере слышно, как внизу мурлычет оркестр. Надеваю смокинг и спускаюсь.8- е. 6 утра.
Я не сплю. Всю ночь не спал. Со счету сбился, сколько ночей подряд не сомкнул глаз. Что теперь делать? Что с нами будет? Я выполняю намеченную программу от точки до точки, но необходимого самообладания нет и в помине. Хладнокровие мне совершенно изменяет. В первый раз я предоставлен сам себе — и меня трясет, как в лихорадке. Мне кажется, что всякому встречному видно, как я взволнован. Бедняжка Рая, сегодня ночью я подло напоил ее, чтобы она не заметила моего состояния. Женщины такие любопытные. Я испугался, что начнутся расспросы.Все, кого я знаю, уехали вчера. Каждый — по своему маршруту, снабженный точными инструкциями, с изрядным запасом дымовых шашек, реверсных бомб и бомб с удушающим газом, не говоря уже о ручных гранатах последнего образца, о кольте, оттопыривающем карман, о целом матрасе банковских билетов, обернутом вокруг туловища, и пачке документов на все случаи жизни. Я спрашиваю себя, как полиция все это пропустила — людей, оружие, деньги, бумаги…