Принц-потрошитель, или Женомор

Ты, юноша, разумно рассуди, / какая скука эти трагифарсы. / И помни, если сердце очерствело, / развития не будет никогда. / Ведь нужно, чтобы всякая наука/ была бы властной, словно сочный плод, /что на вершине дерева из плоти/созрел на солнце страсти, фотографий, / трудов прозектора и колокольцев, / а также электричества и птиц, / амперов, утюга, и лишь затем, / чтоб человечеству всю задницу приплюснуть. / Твое лицо по-разному умильно, / когда оно потоком слез залито / и со смеху по шву готово лопнуть.)

Это — в порядке курьеза — факсимиле его подписи:

И наконец, вот его портрет, явившийся на свет из-под карандаша Конрада Морисанда. Морисанд встретился с Женомором всего однажды, это было в кафе «Ротонда».

z) ЭПИТАФИЯ

На военном кладбище острова Святой Маргариты есть могила; надгробная надпись, начертанная чернильным карандашом, гласит:

ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ЧУЖЕСТРАНЕЦ

PRO DOMO. НЕОПУБЛИКОВАННЫЙ ТЕКСТ БЛЕЗА САНДРАРА

КАК Я ПИСАЛ «ЖЕНОМОРА»

(Из найденных бумаг)

Первая бумага, которую я обнаружил, была помечена: «Париж, ноябрь 1912 г.».

Только что опубликована «Пасха в Нью — Йорке», и я начал писать «Прозу транссибирского экспресса». Я жил тогда в беспросветной нищете, исполнял для издательства разные мутные работенки (переводил «Мемуары певицы»[9] для «Коллекции курьезов», воспроизводя для «Голубой библиотеки» манускрипт «Персиваля Галльского» из «Библиотеки Мазарини», регулярно поставлял материалы для «Географического обозрения», для «Торгово-коммерческого обозрения» и т. п.). Я вечно торчал в кафе «Биар» на бульваре Сен-Мишель. Писал, все строчил и строчил без остановки. Я и ночи там проводил. Чашка кофе стоила одно су.

В этом-то баре однажды ночью, болтая о том о сем с маленьким евреем по имени Штаркман (этот парень был мне очень предан — ученик, которому я год спустя доверил переплести «Прозу транссибирского экспресса» и который в 1914-м, подражая мне, завербовался в первый же день войны, чтобы 9 мая 1915-го погибнуть под Суше), так вот, когда я делился с ним кое-какими эпизодами из моей жизни, во мне вдруг зародился замысел «Женомора», словно его запустила в ход пружина, сработавшая в механизме разговора; можно было подумать, что Штаркман, задав мне какой-то вопрос, которого я не помню, нажал на кнопку автоматического устройства… потом, пока не забрезжила заря, я рассказывал ему историю Женомора как что-то и вправду случившееся со мной. Должно быть, именно в то утро я черкнул карандашом на том бумажном обрывке: «Женомор, идиот» и поставил дату. Все, точка. Я больше не думал о Женоморе, целиком погрузившись сперва в доработку и редактирование «Транссибирского экспресса», а потом в хлопоты о его прохождении через типографию, это была так называемая «Первая Книга, спонтанно вышедшая из-под пера», она была в производстве целый год, у «Крете» в Корбейе.

* * *

К «Женомору» я возвратился весной 1914 года и под влиянием первых сенсационных успехов воздухоплавания и чтения «Фантомаса» сделал из него авантюрный роман. Отсюда вторая запись, датированная маем 1914-го и озаглавленная так: «Король Воздуха, большой авантюрный роман в 18 томах». Первым и последним словом книги было «Дерьмо». Я очень гордился этой находкой. И если б мне в то время удалось раздобыть издателя, роман бы непременно вышел именно в таком виде. Я написал более тысячи восьмисот страниц, забытых потом в маленькой гостинице близ Лионского вокзала, куда я заглядывал всякий раз, когда отправлялся к Бастилии подцеплять девиц, что, как правило, не обходилось без потасовок — обожаю драки! — или, может быть, рукопись затерялась при одном из моих бесчисленных переездов, благо в ту пору я переезжал регулярно, каждую неделю, чтобы пожить во всех округах Парижа, добираясь даже до предместий, — упорства мне было не занимать.