Принц приливов

Теперь мы все трое ежедневно вставали в пять утра и отправлялись на реку ставить корзины, заманивающие голубых крабов. Добычу мы перемещали в большую бочку, стоявшую посередине лодки, а корзины вновь наполняли приманкой — кефалью и сорной рыбой. Мы начинали с двадцати корзин, к концу лета их число достигло пятидесяти, а акватория ловли растянулась на двадцать миль по реке и ее рукавам. Мы пришли не на пустое место, а потому были обязаны считаться с профессиональными ловцами крабов, которым принадлежала река Коллетон. Нам приходилось довольствоваться дальними рукавами и искать другие реки и ручьи. Мы колесили по всему округу, размещая проволочные корзины. К веревкам мы привязывали белые буйки, которые опускали вниз. Эти ловушки мы ставили и в часы прилива, и во время отлива. По буйкам можно было проследить маршруты наших странствий: они уходили в самые глухие и малодоступные уголки округа Коллетон. Поначалу мы работали медленно, не проявляя особой ловкости. Много сил тратилось понапрасну. Но постепенно мы освоились, приобрели навык, извлекли опыт из своих ошибок. В первый месяц на подъем корзины, выгрузку улова, новое снаряжение и спуск уходило по десять минут, но уже через месяц мы управлялись со всем этим менее чем за две минуты. Мы шлифовали свои движения, учились делать их с изяществом и точностью, без лишних жестов. Мы узнали, что наше ремесло имеет свою красоту, сравнимую с танцем. Уже первый наш месяц оказался безубыточным. Все заработанные деньги мы потратили на покупку новых корзин. Во второй месяц мы оплатили вексель за отцовскую лодку. Опытные краболовы внимательно наблюдали за нашими успехами, видя, что каждый раз мы сдаем все больше крабов. Наши первые шаги сопровождались их шутками и насмешками; в августе они были готовы принять нас в свое братство. Они с восхищением глядели на огрубевшие, мозолистые ладони Саванны, давали нам дельные советы, делились тайнами своего нелегкого труда, молчаливо одобряли наши успехи. Словесных похвал они не расточали, ведь мы родились на реке, мы пришли в мир, чтобы ловить крабов и креветок, а потому были обязаны делать это как следует.

Но с каким бы усердием мы ни бороздили окрестные воды, наши победы не уменьшали материнских страхов. Денег для оплаты счетов все равно не хватало. В сентябре нам отключили электричество. В мягком свете керосиновой лампы лицо матери выглядело еще тревожнее и беззащитнее. Нечем было заплатить взнос по страхованию лодки. Потом замолчал телефон. В школе меня дразнили за брюки, которые теперь доставали мне до щиколоток. Мать обходила коллетонские магазины, пытаясь устроиться хоть на какую-нибудь работу, но вакансий не было. Вернувшись домой после школы, я отправлялся ловить рыбу к ужину. Сезон охоты на оленей уже закончился, но для нас продолжался. Иногда мы убивали даже самок и детенышей, чтобы на столе было мясо. Мать не жаловалась, но застывший на ее лице ужас повергал нас в отчаяние. Мать велела молчать о тяжком положении нашей семьи; даже дед с бабушкой не должны были знать о нем. Несгибаемая гордость и здесь была для нее важнее всего. Она не могла переступить через свои принципы и обратиться за помощью к соседям. Мать перестала появляться в городе: денег на продукты и другие необходимые вещи не было, а брать в долг она не хотела. Ей было проще вообще не показываться на улицах Коллетона. Мать замкнулась в себе. Ее безмолвие становилось все более длительным и пугающим. Все время она посвящала саду и огороду, где работала с каким-то исступленным упорством. А мы тихо ждали перемен к лучшему. Ну не может же черная полоса длиться вечно! Вот и креветки вернулись в реку; сети ловцов, как и прежде, были полны добычи. Однако отец все еще оставался во Флориде, продолжая выплачивать штраф за свою конфискованную лодку.

Накануне Дня благодарения до нас донесся шум автомобильного мотора. Со стороны насыпи на остров въехала чья-то машина. Еще минут через десять она остановилась возле нашего дома. Из кабины вышли изысканно одетые женщины. Это были Беттина Поттс, Марта Рэндалл, Тельма Райт и Изабель Ньюбери — четыре «столпа» Коллетонской лиги. Я открыл дверь. Миссис Ньюбери спросила, могут ли они поговорить с матерью.

Когда мать увидела неожиданных гостей, что-то в ее взгляде потухло. Она вытерла руки о фартук и сдержанно пригласила женщин в дом.

Дамы расселись в гостиной. Они явно чувствовали себя не в своей тарелке.

— Лила, мы буквально на минутку. До наступления темноты нам еще нужно развезти три индейки, — приятным голосом начала Изабель Ньюбери.

— Простите, я не понимаю, — сухо произнесла мать.

— Вы наверняка слышали, что в нашей Лиге принято преподносить праздничных индеек самым малоимущим жителям, — сообщила Беттина Поттс. — Мы хотим, чтобы вы и ваши дети не остались в такой вечер без угощения.

— Беттина, здесь какая-то ошибка. В нашей семье дела идут замечательно.

— Лила, не могли бы вы зажечь свет? — недовольно протянула миссис Ньюбери. — В таком сумраке ничего не видно.