Принц с опасной родословной

– Я – нет, немецкого не знаю, на русском она не издавалась, а, наверное, стоило бы. Скажи у себя на работе. В серию «анекдоты» или что-то подобное очень хорошо встанет. Но приятель мой один читал, развлекал весь отдел. Они вчера с большим удовольствием вспоминали для меня детали.

В общем, когда Отто Дитрих фон Винклер-Линзенхофф пожелал принять душ в нашем поезде, то с большим удивлением для себя обнаружил, что душа-то, оказывается, нет ни в купе, ни в туалете (кстати, открыт был только один – во втором проводник вез свой товар), ни вообще в поезде. Более того, проводник сказал барону все, что думает о фашистских оккупантах и об их барских замашках.

С душем не получилось – барон решил пойти поужинать. Но и тут его ждал облом. Оказалось, вагон-ресторан почему-то прицепят только после пересечения российской границы. Немец так и не понял, почему.

– Кстати, а почему? – спросила я.

– А потому, Юля, – пояснил Пахоменко, – что в поезде не может быть неограниченного числа вагонов. Вспомни, что я говорил вначале. Когда он ездил? Поезд был челночный, а они все, как тебе известно, жратву с собой везли, а не по ресторанам деньги проедали. По пути какие-то вагоны отцепляли – не все же из Питера и до Питера ездили, была масса промежуточных станций, вместо них потом все-таки ставили вагон-ресторан – но уже на нашей территории.

Немцу пояснили: кушать придется то, что взял с собой из дома. В вагоне будет только кипяток. Суп из пакета можно сварить, лапшу китайскую, чай – свой, сахар – свой. Сжалившиеся соседи продали немцу палку колбасы. На территории бывшей братской союзной республики, ныне независимого государства, по пути следования стали попадаться бабушки с пирожками и горячей картошкой, которые не дали барону умереть с голоду. Брали валютой.

От пирожков барону вскоре пришлось отказаться: один оказался не только с капустой, но и с тараканом. Но тут, к великой радости немца, к поезду присоединили вагон-ресторан, правда, первыми, кого он там увидел, опять же оказались рыжие насекомые. Есть расхотелось, и барон уже собрался ресторан покинуть, но его заметили работники ресторана и узнали в нем иностранца. Не упускать же такого клиента? Под белы рученьки отвели за стол, напоили разбавленным пивом, накормили мясом от древней коровы, при пережевывании которого сломались два фарфоровых немецких зуба. Конечно, обсчитали.

Когда несчастный Отто Дитрих фон Винклер-Линзенхофф вернулся в купе, там уже праздновали возвращение на родину и угостили фрица «северным сиянием», то бишь спиртом с шампанским. После «северного сияния» немец уже ничего не помнил, даже сияния, – в башке была сплошная чернота. Очнулся он в отделении транспортной милиции, не имея при себе ни одной немецкой марки (тогда еще не перешли на евро). Правда, он сумел сохранить документы – они никому не потребовались, и кредитные карточки – возможно, в те годы наши челноки еще не знали, что с ними делать, да и такого количества мест в России, даже в Питере, где ими можно воспользоваться, не было.

Однако барон, предприимчивый по немецким меркам, сообразил, как можно сохранить карточки в России, и запатентовал линию мужского и женского белья со специальными карманчиками для кредитных карточек.

Из милиции барона забрал представитель консульства и тут же отвез в аэропорт.

Когда немец познакомился с Тамарой, то проникся к ней сочувствием – бедняжка, можно сказать, всю сознательную жизнь прожила в этой дикой стране! Бедняжка быстро раскусила барона и всячески поощряла его благородный порыв стать ее спасителем.

Но очень некстати появился Ящер, в которого рациональная Тамара влюбилась до беспамятства. Помолвку с бароном расторгла (к великой радости его мамочки-баронессы) и уехала вслед за Вячеславом Николаевичем в Россию.

– Ящер ей изменял? – спросила Татьяна.

– Ну… не явно, – сказал Гриша. – Жил он с ней, на мероприятиях появлялся тоже с ней, хотя официально отношения не оформлял. У него всегда жила какая-то баба.

– Он мог ее убить?

– Не знаю, – честно ответил Гриша. – А вообще за что? За измену? Из ревности? Хотя в душу-то к нему не залезешь. Но все, с кем я говорил, считают: он не убивал. Это какие-то его дела… Он мешал кому-то. Скорее всего, его подставили.

Я глубоко задумалась. Все, с кем я говорила, считают, что убивал не Ящер и это подстава. А его конкурентом является Иван Захарович. Мог Сухоруков организовать Вячеславу Николаевичу путевку в «Кресты»? По-моему, запросто. Правда, я не знаю всю ситуацию, и я не знаю Ящера… А разобраться было бы интересно.

И при чем тут Серега? Кого он должен был убить? Кто это заказал? Кто покушался на Ящера? Серега или все-таки другой человек? Но тогда кто делает из Сереги козла отпущения? И почему он стал обвинять меня? Тоже по чьему-то заказу? Разобраться следовало хотя бы потому, что речь шла о моей собственной шкуре, единственной и неповторимой, которая мне совсем не надоела. Андрюхе с Сан Санычем я навешала лапши на уши, но от этого опасность для шкуры не пропала. И Сухоруков, как назло, со мной разговаривать не желает. Ладно, буду действовать сама.