Принц Шарль-Жозеф де Линь. Переписка с русскими корреспондентами

Я144 появляюсь здесь, любезный князь, после многих знаменитых личностей, но должен быть впереди них в рассуждении моего мнения о Вас. Какими бы ни были они проницательными, никто не увидит Вас таким, как я. Я однажды отчасти поведал Вам об этом стихами. Я был чересчур сонным, чтобы не сказать правду. И было слишком рано, чтобы пробудилось воображение.

Примите в прозе уверения в нежнейшей привязанности к превосходнейшему из людей, который сопряг кипучесть Севера с жаром Юга, воображение Востока со всем, что необходимо на закате. Сказать ли мне, любезный князь, о добродушии друга, отца, супруга и светского человека, каковое есть одно из первейших достоинств? Сказать ли о тысяче черточек человека самого любезного и самого легкого в общении? Поведаю ли о тех драгоценных признаках, что возвещают о благодушии? Восхвалю ли Ваш вкус, видный в Ваших вкусах и образец для любого вкуса? Оставляю сии подробности тем, кто напишет после меня в этом сборнике. Сколь прекрасно Вас восхвалять, благословлять и восхищаться Вами!

Линь

Вена, сего 22 марта 1792 года

А. М. Белосельский. Послание принцу де Линю, 1799 г. 145

Ее вселюбезность госпожа графиня де Ромбек велела мне написать вверху письма: «Dourak!». Но утешьтесь, есть Dourak и Dourak, как есть брань и брань.

Семидесяти лет, вы нас примером
Дивите, как Шолье146

, Бернар147.Отвагой, верностью Баяр148,
Дурак вы вкупе с Сент-Олером149.
На ваш ответствуя куплет,
Вам шлю плоды моих чудачеств.
Вам одному знаком секрет
Очаровательных дурачеств,
Что рассмешат и тех, кому охоты нет
Быть жертвой каверзных трюкачеств.

Именно таков Гораций Вергильевич Овидовский.

Совершенно очевидно, почтенный принц, что Вы не постарели ни на один день с тех пор, как я видел Вас шесть долгих лет тому назад. Я в этом убежден, как и во всем, что неправдоподобно и правда.

Кристина, ваши все года
Пусть будут благость и отрада
И окружают вас всегда
Папаши с сердцем льва и с сердцем агнца чада.
Млекопитательнице дивной вы под стать,
Кибеле-матери, что любит изливать
Дары в любое время года.
Сия правдива ода.

Кстати, сия славная принцесса Кристина весьма любезна. Она помнит о моей нежной и почтительной приязни не более, чем о моих глупостях, сказанных мною ей однажды в Теплице и о коих я один храню весьма горькое воспоминание. По отношению к себе я весьма злопамятен. По отношению к другим сие слишком мучительно. Это не относится к генералу Краю150. Он проявил в Италии злопамятность с такой непринужденностью и легкостью, что я поражен. Надо признать, что это сущий дьявол.

Пора наконец народной морали сменить трансцендентальную философию этих господ.

И впрямь давно пора, чтоб в умопомраченьи
Наш Бог нам перестал казаться привиденьем,
Душа – шишкообразной железой,
А гений – просто в теле жилой,
Любовь же – мышцею прямой,
А вера, потерявши силу, —
Рассудка грезою пустой.
Пусть чувством нежным не бывает
Всего лишь некий нерв, от жара возбужден,
А совесть – детским страхом, что смешон,
Что вольнодумец презирает
И, не колеблясь, гонит вон.

Остаюсь с большой надеждой на настоящее, полное прошедшим, и с большой нежностью и почтением к тому, чьи сердце, ум и слава, героическая, поэтическая и эротическая, остаются неизменными.

Александр-Луи Ле Фурнье де Варжемон (1756?–1821)

Принц де Линь адресовал одно письмо виконту де Варжемону, посвятил стихи ему и его супруге Софии151, а другое – графу де Варжемону. Возможно, речь идет об одном и том же человеке, хотя семья была большая.

Александр-Луи был сыном генерала Франсуа-Луи Ле Фурнье маркиза де Варжемона (1734–1773), пустившего по ветру фамильное состояние. Дядя, генерал Альберт-Луи Эмар граф де Варжемон, губернатор Дьепа, переписывался с Вольтером; он выкупил земли покойного брата. Старший брат Альбер-Франсуа Ле Фурнье маркиз де Варжемон (1755?–1797), капитан конных егерей, не был чужд литературе152, его сочинения переведены на русский153.