Принц Теней

– Я пока не знаю, – сказал я. – Но могу тебя заверить, что об этом будет говорить весь город.

На следующий день рапира Тибальта Капулетти нашлась: она была глубоко воткнута в тяжелую дубовую дверь таверны. Ею был пришпилен листок с грубым стихотворением, в котором содержалась занимательная история о Тибальте, свинье и неких действиях, которые обычно не одобряются церковью и почтенными обывателями.

Это был хороший день.

Это было начало конца хороших дней…

Глава 1

Два месяца спустя

В покоях моей бабушки было жарко – как и всегда, независимо от времени года. В камине горел огонь, и жар от него был такой, будто разжег его сам Сатана. Прежде чем войти, я предусмотрительно снял плащ, но все равно пот градом катился у меня по спине, и кожа под сорочкой и тяжелым бархатным камзолом стала неприятно влажной. Пока я ждал и страдал, горничная подкинула новую порцию дров в огонь, и я почувствовал, как по моему лицу, словно слезы, потекли капли пота.

Приглашение от бабушки было неожиданным, но не принять его было невозможно, так что я лелеял надежду, что мне хотя бы удастся поскорее сбежать.

Она смотрела на меня со своим обычным выражением недовольства и презрения на лице. Все, кто был моложе, чем она сама, никогда не находили у нее одобрения, но, по крайней мере, меня она удостаивала меньшего презрения, нежели других. Взгляд у нее был острый, прямой, глаза цвета льдисто-серого неба, а лицо – словно вырезано из старого дуба. Семейная легенда гласила, что когда-то она была красива, но теперь в это уже не верилось. Она была похожа на сморщенное яблоко, которое слишком долго пролежало в дальнем углу подвала.

– Я послала тебе приглашение полчаса назад, – сообщила она своим высоким, надтреснутым голосом и закашлялась.

Горничная тут же подалась вперед и поспешно промокнула ей губы носовым платочком, а потом ловко свернула его, чтобы скрыть пятнышки крови.

– Простите, бабушка, – сказал я и отвесил ей глубокий поклон. – Я был с маэстро Сильвио.

Маэстро Сильвио, учитель фехтования, обучал нас, молодых людей семейства Монтекки, своему искусству – искусству весьма полезному и просто необходимому для того, чтобы выжить на улицах Вероны.

Бабушка поморщилась и прервала мои извинения нетерпеливым взмахом руки.

– Я надеюсь, что ты делаешь успехи, – произнесла она. – На улицах просто спасу нет от головорезов Капулетти, которые так и ищут повода для драки.

Я улыбнулся – чуть заметно.

– Думаю, что в фехтовании я преуспел.

Но только не стараниями маэстро Сильвио: Меркуцио учил меня таким приемам и тонкостям, о которых даже хваленый маэстро Сильвио понятия не имел.

– Ты думаешь, я пригласила тебя, чтобы обсудить твои успехи в дурацких мужских забавах? – Старая женщина направила на меня ледяной строгий взгляд. – Возможно, тебя заинтересует, что твой кузен сошел с ума.

– Который?

Конечно, внезапное сумасшествие может настигнуть любого, но бабушка всегда была склонна преувеличивать степень безумия в наших головах и в нашем поведении.

Она стукнула клюкой об пол, чтобы подчеркнуть свои слова.

– А ты сам как думаешь, мальчик? Тот кузен, который важен для семьи. Ромео. И я обвиняю в этом тебя, Бенволио.

Я выпрямился и постарался сообразить, чем я мог заслужить подобное обвинение. Я частенько бывал тем, кому приходилось выпутывать себя и других из очередной авантюры, – но я редко был их зачинщиком. Это обвинение казалось мне несправедливым.

– Если я в чем-то ошибся – я готов принести извинения, – сказал я, стойко и даже бесстрашно выдержав ее пристальный взгляд. – Но я не понимаю, в чем меня можно упрекнуть.

– Ты самый старший из кузенов. И твоя обязанность – подавать пример безупречного поведения.

Она произнесла это так, будто действительно имела некоторые представления о том, каким это «безупречное поведение» должно быть. Я чуть было не расхохотался, хотя понимал, что это было бы равноценно самоубийству. Истории о бабушкиной бурной молодости, которые передавались в нашей семье из уст в уста, были похожи на легенды: просто чудо, что она избежала заточения в монастыре или еще более печальной участи.

– Я делаю все возможное.

Я попытался представить себя самого с горящим нимбом вокруг головы, как у ангела с фрески, но тут же спохватился, поймав ее разгневанный взгляд.

– Ты что, дразнишь меня, мальчик? – резко спросила бабушка и чуть подалась вперед в своих креслах, так, что заскрипели старые кости и еще более старое дерево. Голос ее понизился до шипения и сочился ядом. – Ты смеешь дразнить меня?!

– Нет.

И я действительно имел в виду то, что говорил. Никто в здравом уме никогда не стал бы оскорблять ее. Никто не решился бы на это, если хотел остаться в живых.

Она снова откинулась на спинку кресла и нахмурилась.

– Если это не насмешка, то выражение на твоем лице может объясняться только ненавистью.