Принц Терний

Я почесал подбородок там, куда он мне врезал. Больно! И даже от холодного дождя не становилось легче.

— Что такое мир, Макин?

Он посмотрел на меня прищуренными от влажного ветра глазами:

— У меня никогда не было времени вникать в твои рассуждения, Йорг. Я солдат, и этим все сказано.

— Значит, солдат. Что же такое мир?

— Война. — Он машинально опустил руку на меч. — Война Ста.

— А это что такое, солдат? — спросил я.

— Ну, когда сто особ благородного происхождения сражаются на раздробленных землях за трон Империи.

— Я думал точно так же.

Дождь усилился, царапая руки и отскакивая, холодный, словно из ледышек. Впереди у развилки дороги я увидел огонек, вернее, целых три, три пятна света, обещавшие тепло.

— Впереди таверна, — сплюнул я.

— Выходит, мы сражаемся за Империю? — Макин не отставал, несмотря на то что его кляча поскользнулась в грязи у обочины.

— Здесь я убил Прайса, — сменил я тему разговора. — У этой таверны. Тогда она называлась «Три лягушки».

— Прайса?

— Здоровенного брата Малыша Райки, — уточнил я. — Ты никогда его не видел. По сравнению с ним Райк — истинный джентльмен.

— Ах да, припоминаю ту историю. Братья пересказывали ее, сидя у костра, раз или два, когда Райк отправлялся к шлюхам.

Мы подъехали к таверне. Она все еще называлась «Три лягушки», если судить по вывеске.

— Могу поклясться, они не рассказали тебе всю историю.

— Размозжил ему голову камнем, разве не так? Теперь расскажи сам. Никто из них не горел желанием вспоминать об этом случае.

— Мы спустились с высокогорий, я и нубанец. Весь путь и словом не обмолвились. У меня в голове засел Корион, вернее, я ощущал связь с ним, что-то за глазами, там словно черная дыра разверзлась.

Мы не ожидали увидеть братьев, потому что договаривались встретиться с ними неделей раньше на другой стороне Анкрата. Но я призвал нубанца отдать должок, поэтому мы с ними разъехались в разные стороны.

В общем, каким-то образом братья оказались тут. Два десятка лошадей на дороге, пламя только начало лизать крышу из тростника. Барлоу стоял вон у того дерева с целым бочонком эля. Юный Сим, размахивая топором, гонялся за свиньей. И тут вываливается Прайс, согнувшись в три погибели, чтобы протиснуться в двери, вокруг него дым клубами, будто сам дьявол выполз из преисподней. За собой тащит владельца таверны, одной рукой ухватив за шею и, заметь, не придушив: одной ручищи Прайса вполне хватило бы, даже сдавливать не понадобилось.

Прайс видит меня, и, похоже, что-то в нем взрывается. Лупит владельца таверны о дверной косяк, да так, что у того мозги разлетаются во все стороны. При этом он продолжает буравить меня взглядом:

«Ты, маленький ублюдок. Сейчас я выпущу тебе кишки».

Он не кричал, но вокруг не было никого, кто бы не услышал его. Мы с нубанцем находились в тридцати ярдах от Прайса, но мне показалось, что он шепчет эти слова прямо в ухо.

«Могу поспорить, с таким огромным арбалетом ты сможешь попасть ему промеж глаз даже отсюда», — сказал я нубанцу.

«Нет, — ответил он. Голос звучал довольно странно. Бесстрастный, такой я где-то уже слышал. — Пусть увидят, на что способен ты».

Прайс приближался медленно. У меня не было никаких иллюзий насчет того, что я смогу остановить его, но бежать я тоже не собирался. Надо было придумать что-то другое.

Я поднял гладкий камень. Он ловко уместился в ладони, словно был создан специально для меня.

«У Давида была праща», — заявил Прайс. Рожа растянулась в уродливой ухмылке.

«Голиафу хватит и этого», — возразил я.

Он шел не торопясь, но мне казалось, тридцать ярдов еще никогда не преодолевали так быстро.

«А что это ты так раскипятился? Так сильно соскучился по нубанцу?» — Я думал, может, хоть узнаю, из-за чего придется помирать.

«Я…» — Казалось, он сбит с толку. Взгляд отрешенный, будто пытался разглядеть что-то, чего я увидеть не мог.

Я воспользовался моментом и запустил в него камнем. Таким камнем легко промахнуться, но удар пришелся точно в правый глаз. Врезал сильно. Даже такой гаденыш, как Райк, хорошо запоминает такие уроки. Раненый издал дикий вопль. Ты бы навалил в штаны от одного этого звука, Макин.

Я бросился на землю и нащупал еще парочку таких же прекрасных камней.

«Эй, Голиаф!» — Я привлек его внимание. Размахнулся и швырнул второй камень. Попал в здоровый глаз. Он взревел, словно обезумевшее чудовище, и бросился прямиком на меня. Я вогнал последний камень вместе с передними зубами ему в глотку.

Говорю тебе, Макин, все это просто не поддается объяснению. Мои броски не назовешь просто удачными, это было нереально. С тех пор я никогда больше так метко не бросал, не удавалось.

Как бы то ни было, я отвалил в сторонку, а он, спотыкаясь, протащился еще ярдов с десять, пока не свалился, задыхаясь. Ведь я вогнал третий камень ему в трахею.

Затем я вытянул самый большой камень, который только смог унести из стены с сухой кладкой, вон там, и пошел за ним. Наверное, он задохнулся бы и без моей помощи. Его морда уже посинела, как у висельника. Но я не люблю полагаться на случай.