Джой вернулась к работе, делая набросок пропорций, треугольных глаз, мощного кольца шерсти, струившегося назад по бокам головы и вокруг шеи, золотисто–зеленых глаз, сфокусированных на ней. Поймав его взгляд, она на мгновение отвлеклась от работы. Независимо от принимаемой им формы, это были определенно его глаза. В любой ситуации они привлекали внимание, особенно когда смотрели на неё этим особенным взглядом.
–
–
Раскрасневшись от работы и услышанного комплимента, Джой улыбнулась кузену Люка:
– Я рисую только для забавы. Но могу поспорить, что любой из художников–натуралистов убил бы ради такого шанса.
Филипп молчал, обдумывая и, несомненно, переводя её слова. Джой вернулась к работе. Неожиданно Люк встряхнул головой, ощетинив шерсть на загривке, и издал низкий мелодичный рык. Филипп мягко засмеялся.
Карандаш Джой замер над рисунком.
– Я что–то пропустила? Сиди смирно, Люк!
Она нахмурилась, переводя взгляд с одного на другого.
– Почему у меня всегда создается ощущение, что большая часть слов витает прямо над моей головой?
Потянувшись, Филипп вздохнул и присел на краешек дивана.
– Это… теряется при переводе, – произнес он, тщательно подбирая английские слова.
Люк издал звук, похожий на «хуф» – иначе не назовешь, и Филипп слегка выпрямился.
– Люк напомнил мне, что ты, если захочешь, можешь научиться понимать нас.
Карандаш в руке Джой задрожал, вильнув в сторону. Эти слова были сказаны с такой интонацией, что, без сомнения, привлекли её внимание. Несмотря на то, что эмоции не коснулись его лица, Филипп был явно обеспокоен. Он переводил взгляд с Люка на Джой и обратно, как будто пытаясь прочитать какое–то важное бессловесное сообщение.
– Чему я могу научиться? Люк немного обучал меня французскому. Но ты ведь не это имеешь в виду, не так ли?
Она повернулась, пристально взглянув на Люка, который, выставив перед собой массивные передние лапы, выглядел загадочным сфинксом.
– Вы понимаете друг друга, если вы оба волки, и даже если только один из вас волк. Так?
Филипп кивнул явно с неохотой. Сейчас его глаза, как и её, были прикованы к Люку.
– Раньше Люк никогда не обсуждал это со мной, – нахмурившись, она отложила в сторону блокнот. – Как я могу обучиться вашему таинственному языку?
Сейчас дискомфорт Филиппа был очевиден.
– Мы родились с пониманием друг друга. У тебя есть возможность научиться, но это потребует определенных… – он замолчал.
Люк резко поднялся, не спуская угрожающе зловещего взгляда со своего кузена. Филипп откашлялся, прочищая горло.
– Тебе нужно будет стать такой же, как мы. Если ты пройдешь через трансформацию, понимание придет к тебе, – он резко замолчал, встретившись глазами с Джой, его взгляд смягчился и выглядел озабоченным.
Чтобы переварить услышанное, Джой понадобилось несколько секунд.
– Ты подразумеваешь трансформацию в волка? – её голос показался писком. Вытерев ладони о бедра, она облизала ставшие внезапно сухими, губы. Мысль об этой возможности была такой нелепой, и, в то же время, такой удивительно притягательной, что Джой не сразу нашлась, что ответить. – Но я не… я не… – в горле стоял ком. – Почему вы думаете, что я смогу делать то, что и вы?
Смущение Филиппа соответствовало её собственному состоянию. Ёрзая на диване, он смотрел, куда угодно, только не на неё и не на Люка. Его голос прозвучал тихо:
– В тебе течет наша кровь, кузина Джоэль. Внутри тебя есть дар.
Широко распахнутыми глазами Джой уставилась на Люка.
– Ты не говорил, что те древние легенды правдивы. То есть, ты кусаешь меня, и я тоже обращаюсь в оборотня?
Её слова балансировали на тонкой грани, пытаясь сорваться в истерию, едва прикрытую юмором. Она изо всех сил старалась сохранять дыхание ровным, а ум – ясным. Люк издал глубокий рык. Он отрицательно покачал головой в явном намерении подражать людским жестам.
– Нет, все не так, – поспешно вмешался Филипп. – Дар не может передаваться. Он рождается вместе с кровью. Он был в тебе еще до того, как ты попала к нам, и по–прежнему остаётся в тебе.
Выражение его лица было серьезным, спрашивая, все ли она поняла. Ошеломленная Джоэль задумалась, почему он был так настойчив? Почему Люк лишь смотрел на неё своими холодными волчьими глазами? Она ошарашено посмотрела на Филиппа.
– Я не понимаю. Ты не можешь говорить всерьез.
В его глазах не было и намека на ложь или шутку. Это были человеческие глаза, даже более чем человеческие – ясные и уверенные, полные волчьей врожденной честности. Он был каким–то невероятным. И говорил о таких же невероятных вещах. Конечно, она бы знала. Конечно, Люк рассказал бы ей.