– Я не понимаю, Люк. Как это случилось? Как я заработала гипотермию? Я не помню ничего, что произошло, – в ее голосе было такое искреннее страдание, что Люку нестерпимо захотелось вернуть ее в свои объятья. Вместо этого, он переместил взгляд на вход в пещеру, где сгущающаяся темнота свидетельствовала о позднем времени.
– Я объясню все позже, Джой, – резко сказал он. – Прямо сейчас необходимо кое–что сделать, чтобы мы смогли находиться здесь до самого утра в относительном комфорте, – он выбрался из мешка и остановился, чтобы подоткнуть его края, убирая пустое пространство, которое ранее занимало его тело. Она пристально разглядывала его.
– Я немного помню снег, – тряхнув головой, она, казалось, наконец–то осознала, что он раздет. Ее глаза скользили по его телу, расширившись, когда достигли определенного места. Люк подавил совершенно не свойственное ему желание прикрыться.
Но в выражении ее глаз не было критики, скорее нечто обратное. Люку очень быстро пришлось снова отвести взгляд.
Отвернувшись, он натянул штаны и рубашку, сброшенные ранее, чувствуя, как она прожигает взглядом его спину.
– Я все еще не понимаю, как умудрилась получить… Почему я не почувствовала наступления? Должны же были быть симптомы, признаки…
Люк резко повернулся к ней лицом.
– Ты можешь возложить ответственность за это на меня, Джой, – почти что прорычал он. Люк взял себя в руки, пытаясь успокоиться и смягчиться. – Я не очень хорошо справился с должностью твоего проводника. Но уверен, что такого фиаско больше не будет, – до того, как она смогла отреагировать, он прошел мимо нее, задержавшись у выхода, чтобы напомнить. – Оставайся в мешке и береги тепло. Позже тебе надо будет немного подвигаться, но пока лежи. Если нужна одежда – моя запасная рубашка и свитер за тобой, остальное должно просохнуть, – он развернулся на сто восемьдесят градусов.
– Куда ты? – крикнула Джой слабым голосом. Он остановился, опершись рукой на холодную каменную стену пещеры у выхода.
– За дровами. Я попытаюсь разжечь небольшой костер у входа, тебе необходима горячая жидкость и как можно быстрее что–нибудь поесть.
Он не остановился снова, когда до него долетели последние слова Джой, прерываемые ветром, который бросал ему снег в лицо.
– Так и знала, что надо было брать мою печку!
* * *
Люк исчез, а Джой свернулась калачиком в теплом спальном мешке, размышляя, слышал ли он ее довольно неудачную попытку пошутить. Трудно веселиться, когда только сейчас до нее стало доходить – случилось нечто, очень тревожное. Не только гипотермия, но и кое–что еще.
Она вспомнила свое изумление и как ей трудно было осознать, что его тело прижимается к ней сзади. Потрясение медленно пронизывало ее, а тихие слова, которые он произносил, становились понятными. Не спи, не спи, нежно повторял он снова и снова. Она безоговорочно подчинялась ему. Когда Джой пришла в себя, в полное сознание, первое, что она осмыслила, было то, что Люк определенно возбужден.
Было совершенно невозможно не заметить твердую мужскую плоть, зажатую между их телами. Смущение быстро прошло, и даже до того, как она смогла спросить, что произошло, ее собственное тело ответило на его прикосновения. Прилив желания на мгновение блокировал логику и потребность в ответах. В течение невыносимого момента она была уверена, что он знал, насколько сильно она готова для него, как хочет почувствовать его в себе. Когда она, наконец–то, смогла повернуться к нему лицом, его глаза были столь холодны, что она подавила свои желания и вместо этого перешла к практическим вопросам.
Но даже тогда он оставался равнодушным к происходящему. Джой почувствовала прилив смущения и отчетливого желания снова ощутить его тело рядом со своим. Трудно сказать, какое из чувств было сильнее. Это – всего лишь один из множества моментов, произошедших со дня встречи с Люком Жуводаном, в которые она испытывала замешательство.
Джой заворочалась в мешке, отчетливо ощущая привлекательный мужской запах, которым была пропитана та часть, где он недавно находился. Она прижала нос к подкладке и вдохнула. У нее до сих пор не было полной картины того, что произошло, но она точно знала, что Люк раздел ее и себя не для их обоюдного удовольствия. Он говорил о чем–то опасном, это было понятно даже ей.
Люк разозлился, хотя и непонятно, на кого: на нее или себя. Это была какая–то чрезмерная реакция, подобная многим другим из его настроений: как, например, та его отрешенность от нее после того, как они нашли обломки самолета после крушения. Информация, которую она по крупицам собирала из всего, что узнавала о Люке, стала приобретать смысл. «Совершенно очевидно, что он боялся, только вот чего? Боли и одиночества, если он откроется?» Джой подтянула края мешка, чтобы поплотнее укрыться и нахмурилась. Такое она понимала слишком хорошо.