Принц волков

— Как больно, Люк. Не могу дышать — так больно, — искреннее замешательство в ее голосе пронзило его настолько глубоко, что гнев вернулся и прогнал благодарность и радость, снова заменяя их дикой и примитивной решимостью.

Но он совладал с собой, так или иначе, его голос оставался ласковым.

— Я знаю, Джой. Но ты должна сделать две вещи — до тех пор, пока мы не избавимся от боли. Ты должна дышать и постараться бодрствовать, как можно дольше, — он впился в ее глаза, внушая ей повиновение. — Ты понимаешь, Джой? Если ты сможешь дышать и не засыпать, с тобой будет все в порядке. Обещаю.

Джой покачала головой, ее взгляд затуманился, а глаза не смотрели на него.

— Я чувствую себя так странно, Люк. Я видела сон, — ее голос стал еле слышим, и он снова схватил ее за подбородок так, чтобы она могла смотреть только на него. Она улыбнулась, однако ее взгляд был спокойным и отстраненным, потерянным в каком—то внутреннем видении. — Тебе бы показалось это забавным, Люк. Я видела волка, превращающегося в тебя, — ее хриплый смех затих от боли. — Мои сны продолжают становиться все более и более странными.

Для этого не было времени. Сейчас был неподходящий момент, чтобы объяснять Джой природу ее «сна» — или того, кем он являлся.

— Джоэль, послушай меня. Ты была ранена, и нам нужно получить для тебя помощь, как можно скорее, — он поменял ее положение в своих руках, и это движение, казалось, завладело всем ее вниманием.

— Ты не оставишь меня? Люк, не оставляй меня! — неожиданно в ее голосе прозвучало такое беспокойство, что он понял — она уловила, по крайней мере, некоторые его слова.

Проявляя безмерную осторожность, чтобы не надавить на поврежденные ребра, он прижал ее к себе так близко, как мог, чувствуя, как ее пальцы, скользящие по его коже, стараются схватить его, чтобы удержать. Даже слабая она решительно тянулась к нему. Радость расцвела в его сердце, он задвинул ее в безопасное место, как редкую и хрупкую вещь.

— Я не оставлю тебя, Джой. Никогда, — прошептал он, пока она не успокоилась и снова не обмякла в его руках. Она вновь стала дышать ровнее.

— Я должен кое—что сделать — позвать тебе на помощь. Мне нужно, чтобы ты была сильной, не сдавалась и продолжала бороться. Ты сможешь это сделать для меня?

Джой искала его глаза, ее собственные, темные в тусклом приглушенном свете пещеры, были почти черными от боли и страха.

— Я постараюсь, Люк. Я не хочу покидать тебя.

Скрывая свою уязвимость, которой не было места в том, что он должен был сделать, Люк поцеловал ее брови.

— Я буду настаивать на этом, Джой. Продолжай бороться. Не сдавайся. Если ты уйдешь, — он сделал глубокий вздох и посмотрел ей в глаза, — я последую за тобой.

На мгновение она нахмурила брови, будто стараясь вникнуть в смысл его последних слов, потом улыбнулась, несмотря на боль, которая, как он знал, мучила ее с каждым вздохом.

— Я никогда не сдавалась без борьбы, — она закрыла глаза, и Люк позволил ей передохнуть, зная, что сделал все, зависящее от него. Оставалось только одно.

Он медленно, с бесконечной осторожностью, опустил ее на мягкую кровать из сухих листьев и хвои, которую приготовил для нее, и укутал своей курткой и запасным одеялом так, чтобы никакой холод не смог проникнуть. Она еще раз открыла глаза, но в них уже не было страха — только безоговорочное доверие, полная вера в его защиту.

В него.

Эта мысль еще больше подстегнула его решимость, которую он никогда не чувствовал в своей жизни — за исключением одного времени, которое давно прошло, и это старое решение смешивалось с новым, пока они не стали неотделимы друг от друга. Люк поцеловал ее еще раз напоследок, мягко советуя быть сильной, и покинул пещеру.

Он по лодыжку утопал в снегу, равнодушный к ледяным укусам своих босых ног. Когда он ступил в центр небольшой поляны, оставленные им позади отпечатки ступней смешивались с его же собственными следами от лап, оставленными в ходе схватки; он уделил им внимания не больше, чем ветру, атаковавшему его лишенное меха голое тело со всех сторон.

Закрывая глаза, он пожелал измениться. Боль была настолько ужасна, что он сжал зубы, но терпел муку трансформации, пока его мускулы кричали в протесте, а все инстинкты подсказывали, что тело еще не готово. Раны, полученные от гризли, снова открылись и кровоточили, силы исчерпались в сражении, и организм сопротивлялся, отдавая последние остатки энергии.

Этого было достаточно. Он открыл рот в беззвучном крике, который перешел в низкое рычание. Его лапы не чувствовали холода, густой мех защищал от ветра, пока он отряхивался. Мир поменялся в его волчьих глазах, а чувства крайне обострились после трансформации. Он ощущал запах Джой — на себе, на земле, где она лежала, в пещере, где она ждала его, доверяя ему свое спасение.

Тонкий слой человечности оставался неизменным даже в то время, когда волчьи инстинкты понукали его бежать, найти других и привести их, что—то делать, а не ждать в беспомощном бессилии. Но он сел на задние лапы и навострил уши, ловя послания, проносящиеся в осеннем воздухе. Люк закрыл глаза, поднял голову и завыл.