— Мы не знаем всех ответов, — Люк кивнул на тянувшиеся вдоль трех стен книжные полки. — С тех пор, как я начал изучать, кто я такой, я стал собирать книги, журналы, все, что могло рассказать мне о том, что я хотел узнать. Все, что я нашел, оказалось хламом, большей частью настолько искаженным, словно это не имело никакого отношения к нашей действительности.
— А как насчет, — Джой сверилась с текстом на коленях, — жажды человеческой крови?
Люк состроил гримасу.
— Люди боятся того, чего не понимают. Это никогда не изменится. Хотя, возможно, — добавил он неохотно, — что часть нашего вида, наши предки в Европе, стали мерзавцами и брали самую легкую добычу, — его выражение было мрачным. — Что не делает нас хуже людей.
Джой сглотнула, зная, что включает в себя его «нас». Не совсем человек — или
— Что касается полнолуния, — продолжил он, — возможно, так происходило потому, что в это время мы просто становились более заметными. У европейских крестьян не было преимуществ электричества. Ты видела, что может сделать здесь свет полной луны.
Опершись локтем на подлокотник дивана, Джой опустила подбородок на руку.
— То, как луна и звезды освещают ночное небо, бесподобно. Дома… — она моргнула, внезапно смутившись. С секунду она попыталась вернуть себе ход мысли, но что бы ни собиралась сказать до этого, оно разлетелось подобно развеянному ветром снегу. — Вижу, ты уделил этому много внимания, — сказала она, наконец, с улыбкой глядя ему в глаза. — Так бы в точности поступила и я, если бы… если бы знала.
Люк поднялся на ноги, передвинувшись к очагу, чтобы посмотреть на огонь.
— Когда я впервые начал изучать, кем являюсь — сразу после смерти моей матери — я был слишком изолирован, чтобы понять все изменения, — он резко засмеялся. — Слишком много вещей произошли слишком быстро. Я потерял мать, нашел Валь—Каше и… научился трансформироваться — все в один кратчайший промежуток времени. Я знал, что должен скрывать от других детей в школе, кто я есть на самом деле, хотя бывали случаи, когда я испытывал крайнее искушение трансформироваться прямо посередине класса и поохотиться в комнате за несколькими хулиганами.
Джой рассмеялась, представив себе подобную сцену, и улыбка Люка стала менее напряженной, пока он смотрел на нее.
— Спустя примерно шесть месяцев после смерти матери в кинотеатре Ист—Форка показывали несколько старых кинофильмов. Одним из которых был «Человек—волк».
— Тот, что с Лоном Чейни—младшим? — спросила Джой.
— Да. И, конечно, я должен был посмотреть его, полагая, что смогу что—нибудь узнать. Я много дней изводил Алана, чтобы он взял меня в Ист—Форк.
— Дай угадаю, — усмехаясь, сказала Джой. — Он продолжал твердить: «Нет», но ты не оставил его в покое, пока не добился своего.
Люк выгнул темную бровь.
— Я обычно так и поступаю.
В его голосе неожиданно прозвучали зловещие нотки, заставив Джой покачать головой.
— Алан, наконец, нашел время взять меня на дневной сеанс. Я не забыл свое чувство ошеломления от увиденного на экране. Я не знал смеяться мне или плакать от обиды. Даже тогда я знал достаточно, чтобы понять, насколько они исказили наш образ.
— Ты не смотрел на это, как на проклятие, — сказала она тихо, скорее утверждая, нежели спрашивая.
— На свою сущность? — Люк покачал головой. — Нет. Даже несмотря на то, что это убило мою мать, — он быстро отвернулся так, чтобы она не могла увидеть его глаза. — Даже тогда, когда я не понимал этого, оно было для меня чудом. Но после того, как я посмотрел кино, у меня появилось страстное желание узнать больше. Узнать правду о себе. Тем вечером, когда мы вернулись в город, я попытался заставить себя стать тем, кого я увидел.
Джой начала.
— Не человек, не волк, а что—то промежуточное? Да, — заметно вздрогнув, он снова оглянулся к ней. — Это не было приятно.
— Значит, ты не можешь принять эту форму — ту, на которой, кажется, зациклены все легенды?
— Это возможно, — признал он, приподнимая верхнюю губу, — но я никогда не захочу попробовать это снова. Это было чрезвычайно болезненно. Неестественно. Это был мой первый настоящий урок.
«Неестественно». Джой проанализировала это слово.
— Быть таким, какой ты есть, — сказала она, наконец, — это естественно. Это — часть узора бытия.
Его глаза заблестели, благодаря ее пониманию.
— Мы живем в пределах этого узора столько, сколько можем, — внезапно зеленое золото его взгляда потемнело до затерто—медного. — С каждым годом это становится все труднее и труднее. Когда я стал достаточно взрослым, чтобы воспользоваться отложенными для меня отцом деньгами, я купил столько земли, сколько было возможно, столько акров, насколько хватило денег. Чтобы защитить дикие земли моих людей и тех истинных волков, которым принадлежала эта земля до нас.