Она осеклась, понимая, что с ее языка сорвалась язвящая гадость. Но Дэвин лишь кивнул — то ли не обратил внимания, то ли не видел ничего неприятного в своем прозвище.
— Да, но дело ведь не в этом. Здесь есть сила, которая пронизывает весь север. Я ее чувствую. И этот бедный сумасшедший — тоже. Он весь пропитан магией, но другой направленности.
— Может быть, это он рисует глифы, — предположила Джемма.
Дэвин качнул головой, словно тоже думал об этом, и сказал:
— Что бы ни случилось, тебе нечего бояться. Я тебя никому не дам в обиду.
У Джеммы дрогнуло сердце — как и всегда, когда говорят о простом и главном.
Она была не одна — словно солнечный луч, широкий и ясный, озарил ее жизнь и дал это понять.
ГЛАВА 13
Все, что случилось вечером, после заката, казалось Джемме сном. Только во сне все бывает настолько легко и правильно.
Дэвин целовал ее так отчаянно и с такой любовью, что в какой-то миг она подумала, что готова снять перед ним не только платье — кожу. Открыть всю себя: мысли, страхи, надежды. Отдаться без остатка, не оставив ничего. Принадлежать ему полностью. Соединиться с ним так, как соединяются две половинки хрустального яблока.
Это было больше чем любовь и сильнее чем зов плоти. Джемма чувствовала, что падает. Что еще немного — и будет взрыв, и весь ее мир разлетится на осколки.
Каждое прикосновение Дэвина погружало Джемму в омут — золотой, глубокий, наполненный искрящимися блестками света и пузырьками воздуха. Ей казалось, что еще немного — и она перестанет дышать, просто не вынесет того тепла, которое разрасталось в ее груди и заставляло зажмуриваться от удовольствия. Пальцы Дэвина обжигали, вынуждали сердце стучать с перебоями, и Джемма уплывала куда-то в глубину, где были золото и мед, где тело накрывала волна удивительного, недоступного прежде счастья. Даже боль, которая укусила Джемму тогда, когда Дэвин вошел в нее, тоже была похожа на сладкий томительный восторг. Возможно, это и было любовью.
Потом они долго лежали обнявшись, не произнося ни слова. В открытое окно дул свежий ветер, и Джемма видела, как в золотистой глубине белой ночи проступили звезды. Вскоре издалека донесся едва различимый мелодичный звон — они запели свою тихую песню.
Потом она заснула — и сон, который ей приснился, был настолько ярким, что Джемма какое-то время была уверена: все происходит наяву. Все то тепло, что дал ей Дэвин, развеялось туманом над болотами, улетело с холодным ночным ветром, осыпалось на алые тропинки клюквы.
Теперь с ней был только страх.
Сон выбросил Джемму на поляну соснового леса. Деревья, что касались макушками ночного туманного неба, были похожи на колонны циклопического храма — да это и был храм: Джемма увидела, что лежит на черной каменной плите, и поняла, что ее принесли сюда и возложили на алтарь. Она была полностью обнажена — знобящий ночной ветер скользнул по телу, заставив кожу покрыться мурашками. Сумев поднять голову, Джемма увидела, что у нее на груди изображен глиф Вороньего короля: красный, грубый, заставляющий терять рассудок от пульсирующего ужаса.
От камня веяло теплом. На мгновение Джемма увидела бледную вереницу призрачных девушек, ускользнувших за деревья, — тех девушек, которые отдавали свои жизни на этом алтаре. Сейчас, глядя на сосновые стволы, исчерканные глифами Вороньего короля, Джемма понимала: это существо не сказка и не бред помешанного, это древнее порождение болот, которое правило здесь тогда, когда предки людей еще не спустились с деревьев.
Оно отступило, но не исчезло. И ему нужна была пища. Вороний король уже получил двух девушек из Хавтаваары — теперь пришла очередь Джеммы. Она успела лишиться невинности, но ему, видимо, было все равно.
Молочное сияние белой ночи померкло. Джемма увидела, как из-за стволов к ней скользнула бесформенная черная тень. Джемма рванулась в сторону всем телом, пытаясь спастись, но у нее ничего не получилось: невидимые оковы крепко удерживали ее на алтаре.
«Меня убьют, — с отчаянной горечью подумала она. — Перережут горло, как тем девушкам».
Джемма вдруг поняла, что не успела попрощаться с Дэвином, и в тот же миг ей стало ясно, что это сон. Надежда придала ей сил, и она снова задергалась на алтаре и ударилась затылком о камень, чтобы проснуться или упасть в обморок, но ни беспамятство, ни пробуждение не пришло.
Тень сгустилась, легла на стволы черным отпечатком, и Джемма увидела: человеческое тело, воронья голова, сверкнувший в сумраке клюв. Ужас, охвативший ее, был таким, что все тело онемело, сделалось непослушным и чужим. То, что шло к ней, не имело никакого отношения к миру живых.
«Оно меня убьет», — подумала Джемма, и тьма рассмеялась:
— Нет. Не убью.
Мужской голос был негромким и очень мягким — он казался прикосновением перышка к шее. Тяжелая прохладная ладонь опустилась на колено Джеммы, и она задергалась на камне с утроенной энергией. Освободиться любой ценой, только бы освободиться!
Вороний король рассмеялся, и во мраке раскатились волны — словно камешек упал в ночной пруд. Джемма закусила губу, отвернулась. Не смотреть на него! Не смотреть…
— Зачем?