Принц-ворона

Джемма осела в холодную траву. Из горла рвался вопль, но она не могла кричать. Ей казалось, что из нее выдернули что-то очень важное и теперь она лишилась опоры. Тернер — господи боже, он мгновение назад стоял рядом с ней, а теперь его просто развеяло над землей… Джемме захотелось завыть от страха, который завязывал внутренности в узел. Штрубе мертв. Артур мертв. Тернера не стало.

«Обморок», — с почти безнадежной мольбой подумала она.

Сейчас бы лишиться чувств, а потом прийти в себя и увидеть, что все это было сном, и она проснулась в столичном доме Дэвина, и нет ни Вороньего короля, ни Хавтаваары, ни всех этих смертей. Но блаженное забытье не шло, лишь в груди горячо пульсировала боль — та, о которой говорил отец после смерти матери.

Хрустальное яблоко темнело, наливалось кровью, рыдало по утраченной второй половине. Джемма машинально прижала руку к груди, пытаясь успокоиться, слезы хлынули из глаз, и где-то вдали призрачные голоса затянули грустную песню. Джемма узнала мотив: отец то ли пел, то ли выстанывал ее на похоронах матери.

Должно быть, так ноют души, оплакивая свои потери.

Несколько мучительно долгих минут Джемма сидела в траве, потом что-то сильное и упрямое потянуло ее вперед, и она поднялась на ноги, смахнула слезы и заковыляла к тропинке, по которой ушел Армо. Надо было идти к развалинам сторожевой башни. Надо было добраться туда как можно скорее, потому что ни Тернер, ни Дэвин не должны погибнуть напрасно.

— Вот ты и пришла, — услышала она и обернулась.

Вороний король стоял у деревьев. Он был темнее тьмы, но Джемма видела золотые проблески его короны, тяжелые складки плаща и бледное знакомое лицо. Дэвин смотрел на нее, в его глазах плескалось расплавленное золото, и лунный свет играл на латных перчатках, похожих на птичьи лапы.

— Дэвин?.. — прошептала она, понимая, что Дэвина здесь больше нет.

Улыбка распорола лицо Вороньего короля, словно сверкнувшая молния, и Джемма услышала:

— Семь дев, одна блудница, багряный всадник. Наконец-то.

Он протянул руку и толкнул невидимую дверь.

Над садом раскатился гром и хлынул ливень.

ГЛАВА 26

Государыня Тесс села в постели, захлебываясь криком. Она всем сердцем почувствовала, что ее старший ребенок, ее Дэвин сейчас умер в далеких северных землях. Муж бросился к ней, обнял, прижал к себе, пытаясь успокоить, но Тесс продолжала кричать, вспоминая пухлую ручку младенца и складочку на этой ручке, вспоминая ребенка, которого у нее отняла беспросветно лживая королевская честь и жестокие правила.

— Дэвин! — прокричала она. — Мальчик мой, родной мой мальчик!

Кормак прижимал ее к себе, повторял какие-то слова, которые не имели никакого смысла, и видел перед собой не королевскую опочивальню, а цветущий яблоневый сад и худенького черноволосого ребенка, который бегал среди деревьев и играл с невидимыми друзьями, ребенка, которого он должен был убить во имя долга перед страной и семьей, но оставил в живых.

По всему королевству дрогнула земля, затряслась, поплыла во все стороны, словно хотела сбросить с себя людей, их постройки, их дела. Ожили колокола и накрыли города и поселения грозными ревущими голосами. Завыли животные — жалобно, громко, почти по-человечески.

В этот миг убитый дракон, разрубленный на части, запечатанный в стеклянные ларцы и витрины, задрожал, словно пытался собраться воедино, раскрыть крылья и полететь на север. Тьма над севером развернула вороньи крылья и затрепетала, озаренная светом бесчисленных молний. Люди Хавтаваары выбежали из домов и увидели, как над землей поднимается огромная черная птица. Аймо, который все это время провел на пепелище, оставшемся от храма, ударил было в бубен — и выпустил колотушку. Туман, что закрывал его разум все это время, медленно растаял.

— Вот ты какой, — зачарованно произнес Аймо, не сводя взгляда с птицы, и спокойным голосом без следа привычного истерического безумия спросил у отца, который бездумно теребил подвеску с глифом Вороньего короля: — Ты ведь и подумать не мог, батюшка, кому молишься. Вот кого вы все призывали.

Отец замахнулся на него кулаком, но опустил руку и заплакал. Кто-то из баб завыл тоненьким голоском, кто-то прошептал:

— Господи, спаси нас и помилуй.

Аймо вздохнул, бросил ненужный уже бубен в лужу, что стремительно разрасталась на дороге, и ответил:

— Поздно ты о нем вспомнила, Кайва. Поздно.

И, развернувшись, он устало пошел в сторону поля, за которым лежали заросшие развалины сторожевой башни, словно там еще была работа, что следовало выполнить. Отец задумчиво и растерянно посмотрел ему вслед, и Кайва, не сводившая взгляда с Вороньего короля, который занял собой уже половину неба, вдруг закричала:

— Смотрите! В когтях-то у него!

Джемма барахталась в золотых вороньих лапах — почти ослепшая от сверкания молний, почти оглохшая от мерного хлопанья крыльев. Вороний король поднимался все выше и выше, и иногда, когда внизу открывалась земля, Джемме казалось, что она видит крошечную человеческую фигурку на краю яблоневого сада.