Принц воров

– Я бы на вашем месте не забирал и мелочь. Вы не вернетесь сюда через три дня, – подсказал Корсак. – Вы не вернетесь сюда и через неделю. Если хотите жить и получать от жизни удовольствие, вы вернетесь сюда месяца через два-три, когда пройдет волна. А еще лучше прийти за «сваком»[4] через полгода, хотя после того, что я увидел, мне кажется, на такой разумный поступок вы не способны.

– А я вообще никуда не собираюсь возвращаться!.. – неожиданно для всех заверещал весельчак Карамболь. – Я ухожу отсюда со своей долей! И вы делайте то же самое, братва! Все – ша! Теперь каждый сам за себя!

– Ты нехорошо говоришь, Карамболь, очень нехорошо, – тихо процедил Червонец, начиная чувствовать, что не пройдет и минуты, как банда распадется на вольноотпущенных миллиардеров.

– У каждого есть то, что нам всем обещал пять лет назад Святой! – не унимался Карамболь. – Воля! Филки! Он говорил, что война для нас ничего не изменит, а только сыграет на нашей стороне!..

«Начинаю постепенно открывать для себя новое в папиной идеологии», – подумал Корсак не без огорчения. Слава уже давно видел, как топорщится карман Карамболя. Ярослав, наверное, был единственным из всех, кто подумал раньше Червонца о том, что все сейчас зависит от одного-единственного выстрела. Окажись Ярослав на месте Червонца, то есть на месте человека, чей авторитет пытались подорвать таким нахрапистым способом, он выстрелил бы уже давно, поскольку выстрел – единственное, что могло спасти Червонца. Крюк поставил баул на мрамор склепа, а остальные после демарша Карамболя лишь подкинули груз у себя на спине, чтобы тот лег поудобнее.

– Можете убить меня, – не понимая, что пророчествует, агрессивно настаивал весельчак, – но я уйду сейчас и с этим.

Выстрел. Грохот баула о мрамор, шлепок упавшего тела, агония… Не удивились произошедшему только Крюк и Корсак, остальные, подумав под стволом «парабеллума», нехотя сняли мешки с плеч.

– Если хоть одна сука еще хотя бы раз оголит передо мной клык… – совершенно спокойно, словно речь шла о покупке пряников в сельмаге, подтверждая тем свой непререкаемый авторитет, сказал Червонец. Он сунул пистолет в карман и повернулся ко всем спиной – так ему было удобнее опускать баул в опустошенную яму-схрон, – я спущу с него шкуру. Есть желающие проверить, смогу ли я это сделать?

– Знаете, мне порядком поднадоел этот приблатненный спектакль, – врезался в монолог вора Корсак. – Закапывайте все это побыстрее, если не хотите в ближайшие сутки давать показания в НКВД! Отсидитесь, а потом делайте что хотите. Я же возьму свои деньги, потому что нести восемь или десять килограммов денег легче, чем нести за спиной три пуда золота! Червонец, уводи нас отсюда!

Ярослав правильно сыграл на важности для всех решения вора. Червонец здесь главный, и после находки схрона ему теперь решать, куда идти и с какой целью. Цель была ясна – нужно побыстрее сорваться из района поисков и осесть в Ленинграде. Область теперь находится вне закона – в области рулил Святой, о его смерти после пожара мало кто догадывается, поэтому чекисты в первую очередь будут проверять область, поскольку в такой ситуации идти банде в город – настоящее самоубийство.

Именно по этой причине нужно было идти туда.

– Люблю тебя, Петра творенье… – пробормотал Корсак, остановившись рядом с Червонцем, когда тот проверял замаскированный в склепе клад.

Червонец услышал его. Слава понимал это, а потому дождался, когда Червонец с Крюком появятся в ограде, и спросил:

– Куда поведешь, Червонец? Это важно для всех, а для меня в особенности, поскольку меня, кроме моей жизни, заботят жизни еще двоих дорогих для меня людей.

– Мы идем в Ленинград.

– Что?! – изумились остальные бандиты.

– Я сказал, что мы идем в Питер, – жестко, блеснув золотыми фиксами, повторил вор. Повернувшись к Ярославу, он взял его за локоть и отвел в сторону. – Я помню о своем слове. Твои паспорта будут изготовлены за неделю. О близких можешь не переживать. У них сейчас есть все, о чем может только мечтать семья наркома. Деньги – твои, как и договорились. Через неделю ты получишь документы, встретишь семью, и я открою вам коридор в Польшу.

Такой исход Славу устраивал.

– Но всю эту неделю каждый, кто побывал в склепе, будет находиться при мне. Каждый! – Эти слова слышали все. – Если кому-то нужно будет сходить пописать, выпав из поля моего зрения на две минуты, он должен будет сообщить об этом мне или Крюку. Если я замечу, что кто-то из присутствующих здесь пытается вступить в контакт с людьми вне этого круга – убью и его. Если кто-то захочет помешать мне исполнить задуманное – я убью его. Если кто-то за эту неделю окажется пьяным – я убью его. Я убью всех, если это будет необходимо. Я убью любого, если пойму, что кто-то сомневается в том, что я это сделаю.