Принцесса Баальбека

Пока Годвин смотрел на них, а молодая и стройная вдова Масуда переходила от одного своего постояльца к другому, разговаривая с ними и принося все, что было им нужно, ему пришло в голову, что, может быть, это собрание шпионов, которые обмениваются сведениями или рапортуют хозяйке гостиницы, состоя у нее на жалованье. Однако в них не замечалось ничего подозрительного. Почти все гости Масуды говорили по-французски, толкуя о самых обычных вещах, например, о знойной погоде, о цене за перевозку животных или товаров, о городах, которые они намеревались посетить.

Выяснилось, что купец Томас собирался в это же утро отправиться со своими товарищами в Иерусалим. Но его недавно купленный мул захромал, так как его копыто треснуло, а нанятые верблюды еще не пришли с гор; итак, по его словам, ему нужно было подождать день или два. И он предложил братьям побродить вместе с ним по городу; из благоразумия они решили не отказываться, хотя мало доверяли ему, думая, что именно он узнал их историю и истинные имена и открыл все Масуде или по болтливости, или с какой-нибудь определенной целью.

Как бы то ни было, этот Томас оказался полезным человеком: хоть он только что высадился на землю, но, по-видимому, знал все, что случилось в Сирии за его отсутствие, а также то, что в данное время происходило в этой стране. Он рассказал, что Гюи де Луизиньян только что сделался королем Иерусалима после смерти малолетнего Болдуина, и Раймунд Триполийский отказался признать его и был окружен в Тивериаде; что Саладин собирал большое войско в Дамаске, задумав двинуться войной на христиан; сказал еще много правды и неправды.

С Томасом и с другими гостями д'Арси часто беседовали; никто не расспрашивал братьев о них самих или из приличия, или по другим причинам, а Годвин и Вульф извлекли из разговоров с ними некоторую пользу.

На третье утро Масуда, с которой они до сих пор еще не вели разговора об аль-Джебале, заметила, что, кажется, они желали купить лошадей. Братья сказали «да», она прибавила, что недавно предложила одному человеку привести им напоказ двух коней и что теперь эти лошади стоят в конюшне, подле сада. Братья пошли туда вместе с Масудой. Подле двери в пещеру, служившую конюшней, как это часто делается на Востоке, где бывает так жарко, Годвин и Вульф увидели важного араба с копьем в руке и закутанного в бурнус, сотканный из верблюжьего волоса. Подходя к нему, Масуда сказала братьям:

— Если лошади понравятся вам, предоставьте мне сговориться с продавцом и сделайте вид, будто вы не понимаете ничего, что я говорю.

Араб, который не обратил внимания на братьев, поклонился Масуде и сказал ей по-арабски:

— Значит, мне было приказано привести моих двух бесценных для франков?

— Не все ли тебе равно, дядя мой. Сын Песка, — спросила Масуда. — Выведи их, я хочу посмотреть, тех ли коней ты привел, за которыми я посылала.

Араб повернулся и крикнул в отворенную дверь пещеры:

— Огонь, сюда!

В ту же минуту послышался стук копыт, и через низкую арку выбежала редкой красоты лошадь. Это был конь серой масти с развевающейся гривой и хвостом. На его лбу виднелась черная звездочка. Не слишком крупный, но статный, с маленькой головой, с большими глазами, с раскрытыми ноздрями, с очень тонкими ниже колен ногами и с круглыми копытами, он был замечательно красив. Конь выскочил, фыркая, но, увидев своего хозяина араба, вдруг остановился и замер подле него.

— Сюда, Дым! — снова закричал араб; тотчас же выбежала вторая лошадь и стала подле первой; ростом и сложением конь совершенно походил на первого, только был как уголь, и на его лбу блестела белая звездочка, да в глазах горело больше огня.

— Вот они, — заговорил араб. Масуда переводила братьям каждое его слово. — Они близнецы, им семь лет, и до шести на них не надевали узд; их мать самая быстрая кобылица во всей Сирии, и их род можно проследить в течение ста лет.

— Это действительно лошади, — сказал Вульф. — Действительно. Но что они стоят?

Масуда повторила этот вопрос по-арабски, и Сын Песка ответил, слегка пожав плечами:

— Не говори пустяков, ты знаешь, что тут нельзя толковать о цене, потому что эти кони бесценны. Спроси с них, сколько хочешь.

— Он спрашивает, — сказала Масуда, — сто золотых за обоих. Вы можете заплатить такие деньги?

Братья переглянулись. Это была большая сумма.

— Такие лошади, — продолжала Масуда, — спасали человеческие жизни, и мне кажется, я не могу потребовать, чтобы он спросил меньше, он продал бы их в Иерусалиме в три раза дороже. Но если вы хотите, я могу дать вам взаймы: без сомнения, у вас есть какие-нибудь драгоценные камни или другие дорогие вещи, которые вы можете оставить мне в заклад; например, то кольцо, которое вы носите у себя на груди, Петер.

— У нас есть золото, — ответил Вульф, который отдал бы за этих лошадей все до последней монеты.

— Они покупают, — сказала Масуда.