Принцесса Баальбека

Вскоре и Мезрур двинулся к жилищу султана; он стонал от ярости и боли и клялся отомстить. В ту же ночь Абдуллу схватили и отвели на допрос. Под пыткой мамелюк сознался, что был в палатке братьев и от одного из них получил звезду, которую нашли при нем, данную ему в уплату за то, чтобы он привел принцессу в известный сад за чертой лагеря. Однако Абдулла описал другой сад. Дальше: когда его спросили, кто из д’Арси подкупил его, он стал уверять, будто не знает, так как у обоих рыцарей одинаковые голоса и его приняли в полной темноте; он прибавил, что, по его мнению, в палатке был только один из братьев, другого же он не видел и не слыхал. По словам Абдуллы, в палатку его привел араб, которого он нигде не встречал раньше, сказавший, что, если он желает получить то, что нравится ему больше всего на свете, он должен отправиться к д’Арси через час после заката. Сказав это, Абдулла потерял сознание; его по приказанию султана снова отнесли в тюрьму.

Утром Абдуллу нашли мертвым; он не хотел подвергнуться новой пытке, которая окончилась бы казнью, и затянул на своей шее петлю, сделанную из платья. Предварительно он кусочком угля написал на стене: «Пусть эта проклятая звезда Гассана, которая соблазнила меня, принесет больше счастья другим, и да отправится душа Мезрура в ад!»

Так умер Абдулла, оставшийся, по возможности, верным данному слову: он не выдал Масуды и сказал, что только один из братьев был в палатке, хотя отлично знал, что при разговоре присутствовали оба и что именно Вульф говорил с ним и передал ему звезду.

Очень рано утром д’Арси, всю ночь пролежавшие без сна, услышали шум и, выглянув наружу, увидели, что их шатер окружила толпа мамелюков.

— Наш заговор открыт, — сказал Годвин спокойно, но с выражением отчаяния на лице, — ну, брат, ни в чем не сознавайся даже под пыткой, чтобы не погубить других.

— Мы будем биться? — спросил Вульф, накидывая кольчугу.

Но Годвин ответил:

— Нет, зачем убивать отважных людей? Это не принесет нам пользы.

В палатку вошел один из предводителей, приказал братьям отдать ему мечи и пройти вместе с ним к Саладину. Больше он ничего не сказал. Д’Арси ввели в большую комнату дома, в котором поселился Саладин. В конце залы возвышался помост, и братьев проводили до него. Через минуту из противоположной двери вышел султан, а с ним его эмиры и секретари. Бледную Розамунду тоже ввели в комнату, за ней вошла Масуда, лицо которой было, как всегда, спокойно.

Д’Арси поклонились; Саладин, в глазах которого блестело бешенство, не обратил внимания на их приветствие. Несколько мгновений все молчали, потом султан приказал секретарю прочитать обвинение. Недлинно было оно, в нем говорилось только, что рыцари старались украсть принцессу Баальбекскую.

— Какие же улики против нас? — смело спросил Годвин. — Султан справедлив и осуждает людей, основываясь на показаниях свидетелей.

Саладин снова сделал знак секретарю, и тот прочитал показания Абдуллы. Братья попросили позволения повидаться с Абдуллой, но узнали, что он умер. После этого внесли Мезрура, который не мог ходить из-за своей раны. Евнух рассказал, как он заподозрил Абдуллу и все, что случилось дальше. Когда он умолк, Годвин спросил его: кто из них, д’Арси, разговаривал с подкупленным мамелюком, но Мезрур ответил, что он не может этого сказать, так как у них совершенно одинаковые голоса, а в темноте он никого не видел. Розамунде приказали сказать, что она знает о заговоре, и молодая девушка по совести ответила, что ей ровно ничего не известно и что она не собиралась бежать. Масуда тоже с клятвой уверяла, будто она в первый раз слышит о задуманном бегстве. После этого секретарь объявил, что других улик не существует, и попросил султана произнести приговор.

— Над которым же из нас? — спросил Годвин. — Ведь все, и мертвые и живые свидетели, показали, что они слышали один голос; но чей именно — не знали. По вашему закону, султан, вы не можете осудить человека без достаточных улик.

— Против одного из вас улик достаточно, — сурово отозвался Саладин. — Против виновного говорили два свидетеля, как того требует закон. Я давно предупреждал вас, что за такое преступление кара — смерть, и думаю, вы оба повинны. Но вас судили по закону, и как справедливый судья я не хочу нарушить его: только одного виновного обезглавят на закате в тот самый час, когда он думал выполнить свой преступный замысел. Другой может уйти с гражданами Иерусалима, которые отправляются сегодня с моим посланием к франкским правителям святого города.

— Кто же из нас умрет? — спросил Годвин. — Ответьте нам, чтобы осужденный готовился к смерти.

— Скажите сами, — ответил Саладин.

— Мы ни в чем не сознаемся, — сказал Годвин, — однако, если одному из нас нужно умереть, я как старший требую этого права.

— А я требую его как младший. Гассан подарил мне драгоценность: кто же другой мог передать ее Абдулле? — сказал Вульф, заговоривший в первый раз.

И все сарацины, люди храбрые, любившие рыцарские поступки, зашептали от восхищения, даже Саладин заметил: