Читаем Принцесса для плохиша полностью

Вижу, как передергивает плечами от холода. Обхватывает хрупкие плечи ручками. Накидываю на неё свою куртку, с каким-то кайфом, не поддающимся объяснению, любуюсь тем, как она тонет в ней. В груди всё сжимается кулаком, когда в сознании мелькает мысль, что наши запахи смешиваются. Как если бы я нависал над ней, сцепив тонкие запястья над головой и прижимая стройное тело к кровати. Даже мысли не мелькнуло затащить её в кусты. Не с ней. 

Её упрямство забавляет. Подхватываю её на руки, взвалив на плечо. И в этот момент ветер взметнул лёгкую юбку, открывая вид на округлые ягодицы. Сбился с шага. Чуть не пропахал носом землю, испытав жгучий прилив желания. Простые мл*ть белые трусики с кружевами. Скрывающие всё. Но дающие волю фантазии. Жаркой порочной фантазии. 

Придавливаю юбку, чтобы избежать соблазна задрать её выше.

Впервые за всё время плетусь как черепаха, не превышая скорость, не обгоняя машины. Почему? Да хрен знает почему. Сам не знаю. 

Знаю только то, что кайф ловлю от того, что тельце тонкое к спине прижимается. Что ладошки на торсе сильнее сжимаются на поворотах.

Я не удержался от соблазна. Плюнул на доводы разума, что такая как она не для меня. Особенно после того, как дом её увидел.

Слишком сильно понравился её разрумянившийся вид. Слишком влекли её губы, которые блестели при свете фонаря. 

Её губы были сладкими и нежными. Единственный поцелуй, который я помню до сих пор. После которого не целовал ни одну. Только эта белобрысая сучка с каких-то херов решила, что мне интересна. 

И сейчас я снова стою возле ворот дома принцессы, смотрю на её губы и сдыхаю от желания её поцеловать.

Девчонка смотрит на меня искрящимися глазами. А в них радость промелькивает, когда я ладошку в руку беру. Пальцы перебираю и со своими неосознанно переплетаю.

– Веди принцесса, – улыбаюсь уголком губ, ловя её счастливую улыбку, от которой екает всё в груди.

Глава 9

Алиса

Сжимаю в ладошке руку Андрея чуть сильнее, чем положено. Боюсь, что он уйдёт. Боюсь, что передумает.

А я уже не могу его отпустить. Только не тогда, когда он сам сделал мне навстречу эти одиннадцать шагов. Я считала каждый. Отсчитывала вместе с ударами сердца. Я готова была уже зажмуриться, представляла, как его байк срывается с места и скрывается в потоке машин. Уже не ждала, что Андрей пойдёт со мной. Что сам возьмёт за руку и скажет низким голосом, так, как выходит только у него:

– Веди принцесса.

От улыбки моё сердце проваливается в пятки. Впервые он улыбается мне. И я улыбаюсь ему в ответ. Тяну за собой в сторону калитки, проскальзывая, когда выбегают под зонтом соседи сверху. Оглядываюсь, боясь, что ощущения меня обманывают, и парень не идёт за мной. Что тактильные ощущения меня обманывают. И вновь расплываюсь в улыбке, когда вижу его лицо. Его вновь нахмуренные брови.

В лифте повисает неловкое молчание. Андрей выпустил мою ладошку, пропуская вперёд, и я теперь не знала, куда деть руки. И взгляд. Который то и дело возвращался к крепким плечам, которые были облеплены мокрой тканью. Мои пальчики покалывало от желания коснуться их. Провести от шеи до самых запястий.

Дрожащими руками попыталась достать ключи из кармана, но я замёрзла настолько, что пальцы не гнулись и не слушались вообще. Андрей тяжело вздохнул, прижался к спине грудью, положил руку на бедро. Провёл вверх, опаляя жарким дыханием шею. Шевеля волоски. Рукой скользнул в карман, вновь касаясь руки горячими пальцами. Вытащил ключи, пальцем не забыв проехать по запястью, где суматошно бился пульс.

– Какой ключ?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза