Только над башнями кружили клинохвосты… Хичины бежали оттуда так, словно за ними песчаные духи гнались!
— А ты-то откуда знаешь такие подробности? — не верила ей вторая. — Половину придумала?
— Если и придумала, то не я. У моей няни родная сестра вышла замуж в деревню, которая лежит всего в трех лигах от Шери, — ответила девушка с достоинством, которое трудно было заподозрить в такой пустоголовой болтушке, — Она птицу прислала. Сведения, можно сказать, из первых рук. А ты думаешь, почему пустыня поднялась? Царь-ястреб вернулся!
— И что теперь будет? — практично поинтересовалась ее подружка.
— Понятно — что. Жен себе выбирать будет. А которых выберет — тем крылья подарит. Ты бы хотела летать, как птица?
Шекер усмехнулась и окончательно перестала прислушиваться к болтовне двух подружек. Девичьи мечты и надежды ей были неинтересны.
Стараясь не издавать ни малейшего шороха, она поднялась с ложа и прокралась к небольшому столику, где для нее оставили кувшин с водой. Головная повязка все еще была при ней. Девушка аккуратно, маленькими ножничками, срезала бусину и кинула в кувшин. Немного подождала для верности. Добыла из покрывала три булавки, старательно обмакнула их в воду, не касаясь ее пальцами — и воткнула на место.
Она уже повернулась, удовлетворенно улыбаясь… и чуть не вздрогнула от неожиданности.
Стоило бы обратить внимание, что болтовня девчонок давно стихла. А еще — не следовало забывать, что не только царевна ниомов умеет двигаться совершенно бесшумно.
— Сами? — удивилась она, — тебя кто прислал?
— Госпожа Зара велела приглядеть за тобой, — хмуро отозвался тот самый слуга-евнух в "голых туфлях", который невзлюбил Шекер сразу. Должно быть, потому, что был тем — кем был, "отцом ветра" — и на такую красавицу мог только любоваться…
— Приглядел? — спросила она, — как видишь, все в порядке. Можешь бежать к Заре, как собачка к хозяйке. Да не забудь хвостом повилять… Хотя, о чем я! Он ведь у тебя не виляет. Если, вообще, имеется.
— А что это ты тут творила с водой, пустынная ведьма? — взъярился оскорбленный евнух.
— Пила, представляешь? Люди иногда это делают с водой, — Шекер демонстративно подняла кувшин, красиво изогнувшись в поясе, и сделала несколько глотков. Хрустальная капля сорвалась с губ, прочертила дорожку по подбородку и скрылась за вырезом алобеи.
Сами покраснел, потом побледнел. Видимо, слухи, которые про него ходили, были правдивы — евнух был из "неправильных", тех, кого лекарь лишил возможности взять женщину и стать отцом, но не лишил возможности желать…
— Ведьма, — буркнул он и скрылся.
Шекер бросила взгляд в окно. До заката оставалось еще добрых две, а то и две с четвертью длинные клепсидры. Времени, чтобы принять противоядие, более чем достаточно.
Она прищелкнула пальцами. В комнате немедленно возникла одна из девушек.
— Воды свежей мне принеси, в этой муха утопла, — распорядилась Шекер. — Да смотри, не пей по дороге, я над ней поворожила.
Девушка распахнула большущие карие глазищи:
— Госпожа, а что будет, если отпить?
— Козой станешь, — беззлобно отшутилась Шекер. — Впрочем, можешь не выливать, а своему врагу подсунуть. Есть у тебя враг?
Глаза девушки, ставшие узкими и какими-то нехорошо мечтательными, без слов сказали Шекер, что попала она прямо в точку, есть враг!
— И он… козлом станет?
— Станет, — хладнокровно кивнула девушка, даже не пытаясь угадать, кому сегодня фатально не повезет.
Небо выберет, оно и заберет. От воды стоило избавиться поскорей, а друзей в этом дворце у нее не завелось, так что не все ли равно…
В большом блюде горкой лежали налитые персики, пушистые, мягкие, сладкие. Как жизнь, когда ты устроил ее своей волей и по своему разумению.
Фрукты полагалось резать специальным ножом, и Шекер это умела. Вот только не любила. А любила она запустить зубы в солнечную мякоть так, чтобы терпкий сок брызнул прямо в рот. И сжевать весь фрукт, прямо с кожурой, а косточку обсосать до горечи. В Хаммгане не росли персики. Там встречались верблюжья колючка и "злое дерево", и то не везде. А в основном "росли" камни.
А еще — в Хаммгане никогда не бывало тишины. Постоянно то ветер перемещал песок, и он шуршал, словно тихо рассказывал о чем-то, то мерно печатали шаг верблюды, то кричали, ссорясь, падальщики.
Сидя на подоконнике и разглядывая опустевший к вечеру дворик, Шекер грызла персики, один за другим, и думала одновременно о трех вещах — как-то у нее это получалась.
И первая — отец ее, великий царь, конечно, грозен и богат, но вряд ли мудр. Раз доверил такое дело, как захват власти в Шариере той, что предала его при первой же возможности. Был бы мудр, или хотя бы умен — доверился бы верной дочери, а ее, Шекер, закопал бы в пустыне по самую шею.
Вторая мысль была о том, что давненько не напоминал о себе ночной гость. А она, между прочим, скучала — и уже совсем не в шутку. Было в беспечном, улыбчивом воре что-то, что мешало просто выбросить его из головы и из сердца.