Принцесса для психолога (СИ)

— Молодец, — глумливо одобрил Руслан, опуская весло слишком глубоко, без навыка это получалось через два раза на третий. — Кузинатра, значит, не нужна. Уже легче, никуда переться не надо. Хотя, один черт — премся, и на край света, и даже Кузинатры там нет… Так что вообще не легче! А твоя мама думает так же?

— Конечно, — удивился Нари. Даже глаза от дымного столба отлепил, — Мама — ата, она никогда не уронит чести. А если я попытаюсь хотя бы предложить ей это, она потребует у отца отречь меня от рода. Среди аристократии крови нет трусов и подлецов. Просто не рождаются, кровь у нас чистая. Мы не мешаем ее с бе… бидла.

— Потомки богов, значит, — кивнул Руслан. — Хорошо. Доплывем мы до твоего Энгури. Ты пойдешь выбирать место для эпичной кончины, а я что буду делать?

— Возьмешь Сейди и попытаешься ее спасти, — как о само собой разумеющемся, ответил принц. — Она потеряла душу и это хорошо… Боги, никогда не думал, что такое скажу!

Он покачал головой, словно сам себе не верил:

— Человек с потерянной душой не может решать сам, а, значит, за него решают самые близкие по крови. А у Сейди это я. Я решил, что она будет жить. Она… достойна.

Отпихнув веслом очередную дохлую рыбину, размером с большую собаку, Руслан ворчливо спросил:

— А остальные? Там, на твоем острове, наверняка есть и еще достойные. И ведь все в лодку не влезут, представляешь? Как быть?

— Если боги или духи предков подскажут мне, как их спасти, я это сделаю. Ты, Русла, воды не хочешь?

Психолог мотнул головой и неожиданно закашлялся.

— Черт! Пепел… Есть платок? Дай половину, — он надрезал и разорвал здоровенный кусок материи наискось и соорудил себе примитивную повязку, закрывающую нос и рот. — Сделай так же.

— Нет! — вздернулся принц, — я же не изгнанный. Только они прячут лицо.

— Придурок, ты в море, тут тебя никто не видит, кроме дохлых рыб, а им плевать на твое лицо.

— Боги видят.

— Дождешься, что будешь кровью кашлять…

— Это не важно, — со спокойствием фаталиста отозвался принц, — спасти Сейди я успею.

"…Дать бы тебе веслом по башке и одеть намордник, пока не отравился. Проблема не в том, что у меня на тебя весло не поднимается, а в том, что не попаду. Слишком увертлив."

— Не нужно так переживать, — вдруг неожиданно сказал Нари совершенно другим, вменяемым тоном, без пафосного превозмогания. — Может быть, ты ошибаешься. Десять лет назад так уже было. Гора проснулась, подымила немного — и снова заснула. Это случается время от времени.

От такого заявления психолог чуть весла не упустил:

— И вы, долбокретины отмороженные, до сих пор сидите жопами на активном вулкане? — потрясенно переспросил он, — да за десять лет можно было спокойно весь остров переселить и сейчас бы тебе не пришлось этой героической дурью маяться. И мне, кстати. Почему вы этого не сделали?

— Почему мы не ушли с земли, где лежат наши предки и стоят наши святилища? — спросил Нари. Не Руслана, кого-то другого. Вероятно, более интеллектуального и духовного собеседника, который мог его понять. Возможно, дохлую рыбину, которая все еще болталась поблизости.

— Никаких нервов с вами не хватит, даже титановых, — психолог мотнул головой и постарался "отрешиться от ситуации" с помощью активной медитации. Мерные движения и шелковый свист воды, разрезаемый носом лодки, способствовали этому как ничто другое.

— Русла, — неожиданно спросил принц, — А у тебя кто-нибудь есть? Жена, дети? Отец?

— Сподобился-таки, — удивился психолог, — не прошло и полгода. Есть, конечно. Меня же не аист принес и не в капусте нашли. Есть отец и мать, пожилые уже.

— А братья?

— Я — единственный сын.

— Почему же ты до сих пор не женился? — всерьез удивился принц, — вот ты погибнешь и кто о твоих старых родителях позаботится?

Руслан хмыкнул. Разговор его позабавил.

— Знаешь, я как-то не планировал погибать. А не женился… не срослось. Та, кого я хотел, за меня не пошла, — с неожиданной откровенностью продолжил он, — а та, которая хотела меня… Да я лучше в вашу Каванараги без штанов прыгну!

Передернуло так, что он сбился с ритма.

— Такая страшная?

— Да нет. Она красивая. — Руслан закрыл глаза и попытался вспомнить Татьяну. Не такой, какой он ее увидел в первый раз — измученную абстиненцией, с искусанными в кровь губами, черными провалами глаз в которых плескалось безумие, пахнущую кислым потом… с синяками на тонких запястьях. Отец пытался ее спасти — как мог, привязав за руки к тяжеленному столу из дуба.

Сейчас перед глазами встала совершенно другая девушка. Татьяна через восемь месяцев после их первой встречи. Девятнадцатилетняя красавица в узких джинсах и тонком джемпере из альпаки, с модной стрижкой и неброским, но грамотным макияжем, сделавшим из нее просто воздушное, нереальное создание. И ее глубокий голос с ласковой хрипотцой (курить нужно меньше, а начинать в тринадцать вообще идиотизм) почти услышал: