– Валдис, – вновь услышала она тот же голос, который окутал ее туманом и темнотой и вновь зажег угасающую свечу души, выводя ее за собой на свет. Когда Валдис наконец пришла в себя, то осознала, что уже не на ипподроме. Она все еще слышала вдалеке шум толпы – тысячи сердец, бьющихся в унисон. Огромное ревущее животное, слишком большое, чтобы его мог обуздать простой смертный.
– Валдис, вернись.
По ее телу вновь прошла судорога, и она глубоко вздохнула, ощутив запах лошадиного пота и человеческой кожи. Странно успокаивающий мужской запах. Сильные руки обнимали Валдис, а ее голова покоилась на чьей-то широкой груди. Сердце ее защитника билось, как бег колесницы. Он пытался обуздать охватившее его беспокойство.
– Валдис.
Ее ресницы задрожали, и она открыла глаза, почувствовав, как прохладные травинки холодят ее ноги. Маленькая собачка скулила и тыкалась в нее носом. Валдис обнаружила, что лежит между чьими-то ногами и ее качают на руках, как ребенка. Потом кто-то поцеловал ее в макушку, будто даруя благословение.
Она вздохнула, вновь возвращаясь к жизни, потихоньку приходя в себя. Где бы она ни была, в каком бы из девяти миров ни побывала, все стерлось безвозвратно из ее памяти. Остались только легкая головная боль и странная успокоительная тяжесть, как будто бы она беспробудно проспала целую неделю.
Вдруг она снова услышала толпу на ипподроме и поняла, что соревнования еще не закончились. Прошло не так много времени, пока она путешествовала по раскинутым ветвям Иггдрасиля.[13]
По крайней мере, она смогла найти путь по широкому стволу и корням мирового дерева к Мидгарду – миру, населенному людьми. Она могла бы проснуться в Нифльхейме,[14] самом холодном месте Хеля.Возможно, божество этого города уберегло ее от напасти. В любом случае, она чувствовала глубокую благодарность тому, кто вывел ее из темноты на свет.
Она взглянула на человека, который так крепко ее держал. Глаза Эрика были закрыты, и она поняла, что он молится тому богу, который внял бы его мольбам.
– Я здесь, – сказала она. Ее горло саднило, а голос был неестественно грубым. Должно быть, она кричала в муках судорог. Ее сестра Яна рассказывала ей о многих ужасных вещах, которые, происходили с ней в то время, когда ворон посетил ее в Бьёркё: она кричала и дергала себя за волосы, исходила слюнями, катаясь по земле. Едва ли она могла винить свою семью, ярла и его сына за тот ужас, который они испытали, глядя на нее. Колдовство – тяжкое бремя. К тому же проклятие могло распространиться на любого человека, посмевшего подойти слишком близко.
Однако этот человек, Эрик, крепко держал ее в своих руках, пока она боролась с приступом. Ее исступление не испугало его. Он остался с ней и защищал ее, даже от себя.
Конечно, не стоит обращать внимание на те ласковые олова, которыми он ее называл, но, возможно, в Миклогорде у нее все-таки был еще один друг, помимо маленькой бродячей собачки.
– Это даже лучше, чем я мог себе представить, – говорил Дамиан, меряя шагами свою комнату во дворце. – Конечно, я слышал о падучей болезни, но никогда не видел ее проявления в такой полной силе… Ни одна драматическая игра не сравнится с этим. Теперь нам надо научить ее, как использовать эти приступы.
Эрик наблюдал, как поднимается и опускается грудь Валдис, радуясь, что она вне опасности. Она уже пришла в себя, когда они с Дамианом посадили ее в носилки и поспешили отвезти во дворец, прежде чем толпа хлынула с ипподрома. Она даже смогла настоять, чтобы они взяли с собой грязную собачку. По ее словам, пес пытался предупредить ее о наступлении этого ужасного приступа. Один из надушенных слуг евнуха искупал и подстриг животное, и теперь разморенная собачка разлеглась около дивана.
– Подожди минутку, – Эрик поправил одеяло вокруг спящей Валдис. – Ты думаешь, что это что бы это ни было, может пойти на пользу?
– Конечно! – лицо Дамиана сияло от возбуждения. – В Древнем Риме некоторые достойные мужи тоже страдали от этой странной напасти, и люди верили, что это дар богов.