Принцесса где-то там

А еще лучше, если бы в моей жизни никогда не встречался Пеннивайз, и папе Бэзилу не пришлось бы забивать его пожарным топором у меня на глазах.

Я и сама не заметила, как слезы покатились по щекам. Два раза за два дня — это уже перебор, это я уже годовую норму выполнила. Я услышала шаги возвращающейся Элли и поспешила затереть предательские дорожки на лице.

— Сожаления бесполезны, Боб, — а это оказалась совсем не Элли. — Мы те, кто мы есть.

* * *

— Мы те, кто мы есть, — сказал папа Бэзил, когда мы прогуливались с ним по заднему двору. Как выяснилось потом, эта была последняя встреча у нас дома, после которой он пропал больше, чем на год, да и пересекались мы потом только на нейтральной, так сказать, территории. — Наверное, твоя мама права, и в том, что случилось, есть моя вина.

— Да ты-то тут причем? — возмутилась я. — Наоборот, ты же пришел и спас меня, и вообще…

— Есть вещи, которые мы не можем изменить, — сказал он. — Всю жизнь я притягивал к себе неприятности, и страдали от этого, как правило, наиболее близкие мне люди. Боюсь, что это свойство могло достаться тебе от меня.

— Наследственность работает не так, — авторитетно заявила я. — С точки зрения генетики это полный бред.

— Не все в этом мире определяется генетикой, — сказал он. — Тем более, в этом странном мире.

— В этом? А есть и другие?

— Да, — сказал он. — И в них тоже полно своих странностей.

— Параллельные миры?

— Что-то вроде того, — сказал он.

— Это антинаучно, — заявила я.

В детстве я вообще любила заявлять.

— Вовсе нет, — сказал он. — Даже ваша наука признает, что вселенная бесконечна. Так что можно просто сказать, что эти миры находятся слишком далеко от вас.

— Десять лет на космическом корабле лететь?

— Да, типа того.

— Мне кажется, ты мне врешь, — сказала она. — Впрочем, это не новость. Ты много лет врал, что ты мой дядя.

— Дороти сказала, что так будет лучше, — сказал он. — Что не стоит вываливать на тебя… все это. Что ты не готова.

— А теперь я, значит, готова?

— У меня не было выбора, — вздохнул он.

— Ты мог бы не рассказывать мне, как тебя позвать, — заметила я.

— Тогда бы он тебя сожрал, — сказал папа. — Бобби… в мире много странного и опасного. Когда-нибудь ты научишься справляться с этим сама. А до тех пор ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

— Всегда?

— И даже после того, как научишься, — улыбнулся он. — Только позови меня, и я приду.

Наверное, мне должно было стать легче жить в уверенности, что он всегда придет на помощь. И только через несколько лет я решила, что никогда больше его не позову.

* * *

Я повернула голову. В руках у агента Смита был букет роз и большой подарочный пакет.

— Ненавижу розы, — сказала я.

— Не знал, — сказал он и перебросил букет через живую изгородь.

Не знал, как же. С кем и при каких обстоятельствах я лишилась девственности, он знал, а про любимые цветы они, видимо, никого не спрашивали.

— Просто хотел вас поздравить, — сказал он. — Сделать вам приятное.

— А в пакете, небось, шампанское?

— Тоже выкинуть?

— Не надо, — сказала я. — Вы в курсе, что умерли?

— Нет, — сказал он.

— Вас застрелили.

— На мне был бронежилет.

Нет, не было. Я видела пятна крови, расплывающиеся по его рубашке, я трогала шею, я проверяла пульс.

— И что мы празднуем? Ваше счастливое воскрешение?

— Меня контузило, — сказал он. — Я потерял сознание. Простите, что не сумел вас прикрыть. Все, что произошло в дальнейшем — это моя вина. Я был рядом, я мог повлиять на ситуацию, я должен был это сделать, но не сумел. Понимаю, что одними извинениями тут не отделаешься, но…

— У вас есть какое-нибудь имя? — спросила я.

— Эллиот.

— Эллиот Смит?

— Да. Эллиот Уилсон Смит.

— Расстегните рубашку, Эллиот Уилсон.

Для начала он поставил пакет на землю и ослабил узел на шее, потом снял галстук и убрал его в карман пиджака. Неторопливо вытащил полы рубашки из брюк, зачем начал расстегивать пуговицы. Дойдя до последней, он распахнул рубашку и я увидела кубики пресса на гладком животе и два синяка чуть выше. На груди. Как раз такие, какие могут оставить пули, попавшие в бронежилет.

Если бы у него действительно тогда был бронежилет.

— Можно потрогать?

— Даже не знаю, Боб, — сказал он. — Настолько ли мы уже близки?

Я потыкала в него пальцем, он поморщился от боли. Похоже, что синяки были настоящие, не нарисованные. По крайней мере, пальцы в краске не испачкались.

— Была заварушка, Боб, — мягко сказал он и принялся застегивать рубашку. — В вас стреляли, в меня стреляли. Вас ранили, меня тоже зацепило. Возможно, вы увидели что-то не то, неправильно оценили ситуацию. В состоянии аффекта такое возможно.

— Значит, вот такая будет официальная версия? — уточнила я. — Что у меня едет крыша?

— Я не говорил, что у вас едет крыша, — сказал он. — Я лишь сказал, что вы могли ошибиться. Вообразить то, чего на самом деле не было.

— Я проверяла пульс на шее, — сказала я.

— Даже профессионал может ошибиться, — сказал он. — А вы — не врач, и медицинского образования у вас нет. Курсы оказания первой помощи, которые вы проходили в полиции, не в счет.

— Ладно, хорошо, убедили, — сказала я. — А как вы сделали это на самом деле?