— Заняться тебе надо чем-нибудь, — с сожалением бросил Рон. — Пока сам себя до костей не обгрыз изнутри. Ты глянь на себя — зарос, грязен, воняешь уже… Дикий зверь.
— Не надо про зверя, — бросил граф. — С ним-то все хорошо.
— Пойди умойся! — рявкнул в полный голос Рон. — Тряпка!
От неожиданности Ла Тойя отшатнулся, едва не свалившись с кровати.
— Засел он тут, страдалец! — продолжал орать полуэльф, сверкая зелеными глазами. — Быстро собрался, и марш на службу! Ишь, пожалел себя, гусь лапчатый! Ее бы пожалел! Ей-то в запой не уйти, в логово не забиться, и ничего — держится. А ты как дерьмо в проруби…
Сигмон, рыча от злости, вскочил на ноги и навис над полуэльфом, сидящим на табурете. Ронэлорэн смело встретил горящий взор друга, даже и не думая отводить взгляд.
Ла Тойя моргнул. Выпрямился. Потер ладонями лицо. Потом развернулся и зашагал к столику. Подняв бадью с водой, опрокинул ее себе на голову и зафыркал.
— Ну, правильно, — буркнул Рон. — И все на пол. Кому убирать теперь?
Ла Тойя вытряс из бадьи последние капли, аккуратно поставил ее на столик и вернулся к кровати. Под осуждающим взглядом алхимика подобрал полотенце и вытер лицо.
— Прости, — сказал он. — И спасибо.
— Не за что, — бросил полуэльф. — Всегда к вашим услугам, граф.
Сигмон, не обратив внимания на насмешку, принялся вытирать мокрые волосы.
— Как там она? — спросил он, как бы между прочим.
— Тяжело ей, — отозвался Рон. — Ее сейчас на части рвут… В переносном смысле, конечно. Налетели все наши благородные дамы, будто упырицы, за милостями новой государыни. Эветта едва успевает отбиваться.
— А что Геордор?
— Доволен. Пиры закатывает — кажется, свадебный так и не закончился, до сих пор гуляют. И днем, и ночью. Ему сейчас хорошо.
— Понятно, — сухо отозвался Сигмон, бросая полотенце в лужу на полу. — У тебя чистая рубаха есть?
— Принесу, — пообещал алхимик. — А надо?
— Надо, — отрезал граф. — А… про меня?
— Опять спрашивала, — Рон нахмурился. — Где, говорит, мой спаситель, почему не видно?
— А ты?
— А я и говорю — лежит ваш спаситель, сударыня, у меня на чердаке кверху попой, пьяный в дым.
— Что? — опешил Сигмон, опуская руки. — Ты что…
— Да ладно, — отмахнулся алхимик, поднимаясь с табуретки. — Сказал, что ты занят на службе. Хранишь отечество от заговорщиков. Об этом сейчас все знают, шепчутся по углам. Многих зацепило.
— Я тебе говорил, что твой длинный язык сведет тебя в могилу? — осведомился граф. — Говорил?
— И не один раз, — кивнул Рон. — Что это меняет?
Сигмон задумчиво оглядел друга с ног до головы, словно примеряясь, куда лучше ткнуть кулаком. Потом вздохнул.
— В общем, ничего не меняет.
Ухмыляясь во весь рот, алхимик пошел к двери. Уже на пороге обернулся.
— Рубаху нести? — спросил он.
— Конечно, — отозвался Сигмон, пинком отправляя недопитую бутылку вина под лавки. — И что-нибудь набросить на плечи. По улице надо до дома добраться. Хозяин, наверно, меня уже потерял. Надо появиться, заплатить за постой.
— Сейчас сделаем, ваша светлость, — бодро отозвался алхимик. — Вот еще что…
— Что? — рассеянно спросил Ла Тойя, запуская руку в корзину.
Ронэлорэн пожевал губами, словно стараясь удержать слова, вертящиеся на языке.
— Ничего, — наконец выдохнул он. — Пустое. Одежду прямо сейчас нести?
— Сейчас, — кивнул граф, доставая из корзины пирог с капустой. — Доем вот — и домой. Спасибо, Рон. За приют и за… беседу.
— На здоровье, Сигги. Рад, что ты вернулся, — отозвался алхимик, выходя из комнаты и прикрывая за собой дверь.
На лестнице он остановился. Глянул на дверь за спиной, потом в отчаянье махнул рукой и начал спускаться.
Отбросив распечатанное письмо на пол, Де Грилл разразился потоком брани. В ярости смахнул со стола ворох бумаг, выскочил из-за стола и принялся отплясывать на раскиданных по ковру донесениях лихую пляску.
— Проклятье, — рычал он, — проклятье!
За стеной грянули трубы, запели скрипки, и далекий хор вразнобой затянул песню о воине, что собирался отправиться на войну в далекие края.
Советник, подпрыгнув от ярости, подбежал к дверям кабинета, распахнул их и заорал в темноту коридора:
— Заткнитесь! Чтоб вас всех разорвало! Заткнитесь немедленно!
В ответ донеслись унылые завывания, символизирующие припев древней баллады. Эрмин с силой захлопнул двери кабинета, так что со стен посыпалась побелка. Выхватив из ножен узкий клинок, он обернулся и принялся отчаянно рубить бархатную занавесь, прикрывавшую двери. В мгновение ока тяжелое полотно превратилось в драную простынь с разлохмаченными краями. Последним ударом Де Грилл перерубил занавесь пополам и с размаху вогнал клинок в пол.
Завороженно глядя на раскачивающийся эфес обезумевшими глазами, Эрмин медленно втянул пыльный воздух кабинета. Потом медленно выдохнул. Повторил.