Принцесса Иляна

Конечно, можно предположить, что число 40 000 называли в начале суда, а затем «в связи с вновь открывшимися обстоятельствами» число выросло. Это кажется вполне правдоподобным, однако такое предположение я вынуждена отмести. Модрусса сообщает о 40 000 в своей книге, которую опубликовал уже в 1470-е годы, то есть после окончания всех разбирательств и это финальная цифра. Коль скоро Модрусса интересовался судьбой Дракулы (и наверняка присутствовал на процессе вплоть до вынесения приговора), он бы знал, если бы число жертв уточнили.

Получается, Рангони просто накинул Дракуле лишних 60 000 жертв точно так же, как накинул ему лишние 2 года заточения.

Тюремные эпизоды

Наконец, рассказ о казнях крыс и мышей, приводимый в письме от 7 марта 1476 года, нам тоже есть, с чем сравнить. Он перекликается с древнерусской «Повестью о Дракуле-воеводе».

Фёдор Курицын, автор этой повести, сообщает следующее: «Говорят же о нём, как он, даже в темнице сидя, не оставлял своего злого обычая, но ловил мышей, и птиц на рынке покупал, и так же (как людей) казнил их. Одних на кол сажал, другим голову отрубал, а иных (птиц), перья ощипав, выпускал».

А теперь ещё раз взглянем на латинский текст за авторством Рангони: «Его Королевское Величество самого (Драгулу) в течение 15 лет в строжайшем заточении продержал, но и там он (Драгула), не забывая своей свирепости, ловил мышей или крыс и, расчленённых, мелкими деревянными штырями пронзал, как людей — кольями он привык».

Структура этих отрывков представляется схожей.

И тот, и другой содержат фразу, которая повторяется практически слово в слово.

Курицын: «он, даже в темнице сидя, не оставлял своего злого обычая, но ловил мышей».

Рангони: «но и там (в заточении) он, не забывая своей свирепости, ловил мышей или крыс».

Далее следует краткое описание казней, а в итоге подчёркивается явное сходство между казнями людей и казнями других живых существ.

Такое детальное сходство заставляет усомниться в словах Курицына о том, что ему это «говорили», то есть сообщили устно. Более вероятно, что Рангони и Курицын пользовались одним и тем же письменным источником, который до нашего времени не сохранился.

А иначе получается, что тот рассказчик, которого слушал Рангони, и тот, которого слушал Курицын почти десять лет спустя, повторял всё слово в слово одними и теми же словами, а Рангони и Курицын чуть ли не со стенографической точностью этот рассказ зафиксировали. Более вероятно, что Рангони и Курицын видели один и тот же текст, рассказывающий о жизни Дракулы в тюрьме, и частично переписали его.

Конечно, можно предположить, что Курицыну случайно попалось письмо Рангони. Но письмо Рангони, написанное в 1476 году, ушло в Рим. Сам Рангони в 1480-х годах уже жил в Италии, а не в Венгрии... Кому и зачем понадобилось бы хранить в Венгрии черновик его письма 10 лет? А вот то, что в Венгрии мог гулять в списках некий памфлет о Дракуле или эпиграмма, вполне вероятно. Недаром Рангони говорит про «жестокость Драгулы, из-за которой он всему миру известнейший».

Разумеется, об известном человеке сочиняют памфлеты и эпиграммы. Однако это не тот памфлет, который появился в начале 1460-х и послужил основой поэмы Михаэля Бехайма «О злодее», поскольку в этих произведениях всё заканчивается арестом Дракулы, а о пребывании в тюрьме не говорится ничего. Судя по всему, Рангони и Курицын читали некое другое произведение.

Примечательно, что Рангони ничего не говорит о птицах, а только о грызунах, но мысль о том, что грызуны символизируют людей, у Рангони всячески подчёркивается. До того, как рассказать о казнях грызунов, он упоминает о казни пленных турецких воинов в Сербии, и это упоминание во многом похоже на тюремный эпизод: «Он (Дракула), собственными руками расчленяя пленных турок, на колья насаживал куски (тел), при этом приговаривая: «Когда этих увидят (новые) пришедшие турки, то покажут нам спины и убегут». Это тот самый (Драгула), который (в своё время) создал леса колов с насаженными людьми».