Принцесса Иляна

— Там Матьяш объявит, что хочет через тебя породниться с Понграцами, а затем мы за один раз отпразднуем и приезд моего сына, и твою помолвку, — добавляла тётя.

После этого она отправлялась следить, как в другом почти таком же большом зале моют пол, а затем расставляют столы, кресла и скамьи для будущего пира. Затем тётя шла в жилые покои, желая удостовериться, что все перины, шторы и ковры будут выбиты, пыль — протёрта, обрывки паутины — удалены, а в кладовых смотрела, чтобы всего было в достатке. Сколько лестниц и коридоров исходила Эржебет — не сосчитать! А вместе с ней — и Илона.

Девочке, которая всю жизнь прожила в деревне и привыкла много ходить, это не казалось тяжело, но вот тётя то и дело опускалась в близстоящее кресло или на деревянную пристенную лавку:

— Уф, как же я закрутилась с этими хлопотами. Ноги не держат, — говорила пожилая Эржебет, но по всему было видно, что хлопотам она рада.

А затем, морозным февральским днём приехал Матьяш. В то время кузен был четырнадцатилетним мальчиком, с вьющимися тёмно-русыми волосами до плеч. Он ещё не оставил детскую привычку дуть губы, если что-то не нравилось, но уже старался вести себя как важный и серьёзный человек.

В присутствии самых знатных людей королевства этот юный монарх вошёл в тронный зал, проследовал по коврам и уселся на трон, издалека казавшийся маленьким.

Далее Матьяшем была произнесена речь, в которой он благодарил «благородных мужей», помогших «восстановить справедливость», то есть помогших ему прийти к власти, а затем король объявил, что семейство липтовских Понграцев он желает «почтить особо», включив в круг королевских родственников.

Так состоялось объявление по помолвке, а затем Илону, смущённую и даже немного напуганную, повёл к трону дядя Михай. И в эту же самую минуту с противоположной стороны к трону приблизился какой-то вельможа вместе со светло-русым юношей, которому на вид было лет шестнадцать. Юношу звали Вацлав.

Все поклонились королю, а затем Матьяш спустился с трона, собственноручно вложил ладонь невесты в ладонь жениха и сказал, что свадьба состоится через два месяца, в ближайший подходящий день после Пасхи, а все присутствующие приглашены.

И вот теперь, спустя семнадцать лет Илоне, которая снова находилась во дворце, казалось, что всё повторяется. Она тревожилась, помня о словах старшей сестры на счёт жениха, ведь нынешняя жизнь в гостях у тёти действительно напоминала те давние дни, предшествовавшие помолвке.

Пусть Эржебет уже не бегала по дворцу, готовясь к приезду сына, и сама не хлопотала — теперь этим занимался особый человек — но мать Его Величества ждала своего Матьяша и явно что-то задумала.

Сидя в окружении нескольких придворных дам, которые занимались рукоделием, Эржебет смотрела на племянницу так же ласково, как когда-то, называла «моя девочка», расспрашивала о годах, проведённых в Эрдели, и удовлетворённо улыбалась, когда слышала, что «всё по-прежнему».

II

Ах, Вашек! Илона поначалу и не думала, что полюбит его, но он сразу ей понравился, ведь ещё в день знакомства стало видно — этот шестнадцатилетний юноша точно так же, как она, исполняет долг перед своей семьёй и точно так же теряется в присутствии многих знатных людей.

Именно поэтому Илона вдруг захотела помочь жениху. Несмотря на свою застенчивость, она старательно придумывала, о чём с ним можно говорить, и всегда заговаривала первая, если видела, что тот не знает, что сказать.

Неловкие минуты молчания — чуть ли не самое неприятное, что может происходить между женихом и невестой, которые мало знают друг друга, и потому Илона делала всё, чтобы говорить-говорить-говорить.

Кажется, это было замечено, но не её усилия, а то, что неловких пауз нет. Наверное, кто-то сказал Вацлаву: «А ты молодец», — поскольку Вацлав начал вести себя свободнее и повеселел. Наверное, жених Илоны решил, что случилось чудо, раз он вдруг, ничего вроде бы не сделав, стал умелым собеседником, а Илона, глядя на довольное лицо жениха, радовалась, что смогла помочь, как недавно помогла Матьяшу. Помогать людям и радоваться их счастью оказалось очень приятно.

Вацлаву уже исполнилось шестнадцать, то есть он считался взрослым, а вот Илона пока считалась ребёнком. Жених знал, что у его невесты ещё не случилось первых «регул», поэтому с ней нельзя обращаться, как со взрослой, но, кажется, он даже радовался этому.

Если б ему приходилось обращаться с невестой как со взрослой, он бы терялся ещё больше, а так — заботился о ней, будто о младшей сестре. Кажется, никогда Илона не ела столько сладостей, сколько в те недели перед бракосочетанием, потому что жених, желая проявить внимание к будущей супруге, то и дело подкармливал её.

На дворцовых праздниках после того, как застолье оканчивалось, и начинались танцы, Вацлав таскал Илоне пирожные. Когда семьи Понграц и Силадьи устроили совместный обед в доме Силадьи, жених опять накормил невесту сладким. И даже видясь с Илоной в церкви Божьей Матери во время воскресных месс, где присутствовала вся столичная знать, жених после окончания служб продолжал своё.