Принцесса из рода Борджиа

— Тысяча извинений, сударыня! — сказал Пардальян с поклоном. — Напротив, я надеюсь, что Гиз их вспомнит. Что касается моего мнения, могу сказать вам откровенно: я считаю, что для французского трона будет лучше, если он вообще останется без короля. Если же совершенно необходимо, чтобы в этой стране кто-то продолжал собирать налоги — увлекательное занятие, я согласен, — то по крайней мере этот «кто-то» должен быть любезен, красив и, прежде всего, великодушен…

— Не правда ли, это портрет Генриха де Гиза? — сказала Фауста, пристально глядя на своего собеседника.

Лицо Пардальяна выразило величайшее недоумение:

— Как, сударыня, неужели вы не слышали того, что я имел честь вам сказать?.. Разве человек, ставящий ногу на чело поверженного врага, может быть великодушным? Нет, тот, кому я дал пощечину, не заслуживает моего уважения!

Тут Пардальян поднялся и серьезно проговорил:

— Сударыня, я был несколько развязен с вами и умоляю вас извинить меня… Я не могу верно оценивать поступки людей. Я довольствуюсь тем, что люблю тех, кто ведет себя по-человечески, и презираю… нет, удаляюсь от тех, кто ведет себя, как зверь… Гиз — зверь, сударыня. Я не порицаю его; я попросту нахожу его мерзким… и потом…

— Продолжайте же, шевалье, — сказала Фауста с улыбкой.

— Я хотел спросить вас вот о чем: что делаете вы, вы сами? Прекрасная дама, прелестная женщина, вы не думаете о любви, о счастье… Вы думаете о предмете, который заранее заставляет меня зевать от скуки — о судьбе трона… Простите меня… Я вам уже говорил, что я не светский человек.

— Никогда еще мне не было так интересно, продолжайте! — произнесла Фауста; ее взгляд был мрачен.

— Благодарю, сударыня! Итак, я продолжаю… Если бы еще эти истории с троном хоть как-то забавляли… Но нет. Они только осложняют жизнь. Это довольно противные истории, как я погляжу… Хотите, я вам скажу кое-что… Генрих де Гиз никогда не будет королем Франции!

— Почему?

— Потому что я этого не хочу, — просто ответил Пардальян. — Умоляю, сударыня, позвольте мне быть с вами откровенным. Вы прибыли во Францию, чтобы исполнить свой долг. Я думаю, лучшее, что вы можете сделать, это вернуться в страну, где все дышит радостью и любовью, где каждый прохожий может оказаться великим художником или прекрасным поэтом, где у женщин улыбки богинь… Здесь, сударыня, вы не преуспеете!

— Почему? — вскричала Фауста. — Почему?

— Потому что я разгадал вас, сударыня! Потому что знакомство с женщиной, которая мечтает зваться папессой вместо того, чтобы зваться Радостью Любви (Фауста страшно побледнела), не доставляет мне удовольствия. Потому что вы хотите подняться на трон вместе с человеком, которому я решил помешать.

— Но почему же все-таки я не преуспею? — спросила Фауста неожиданно спокойно.

— Потому что на своем пути вы встретите меня, сударыня!

С этими словами Пардальян отвесил глубокий поклон. В этот момент раздался свисток. Выпрямившись, шевалье увидел, что таинственная Фауста исчезла. Он живо обернулся.

— А! — воскликнул он, смеясь, — кажется, папесса любит правду не более, чем папа! Чума! Три… семь… двенадцать!.. Господа, кто вы такие? Епископы, кардиналы или церковные старосты?

Сказав это, Пардальян выхватил свою длинную шпагу и, отскочив в угол, приготовился защищаться. Появившиеся по сигналу Фаусты двенадцать человек в масках ринулись на него с рапирами и кинжалами в руках… Они не произносили ни слова.

Зазвенели клинки, послышались крики и стоны раненых.

Пардальян, зажатый в углу, отражал удары, которые один за другим наносили нападавшие. Каждое его движение было как удар молнии. Шевалье удалось было даже сделать три шага вперед, но вокруг него так засверкала сталь, что он отступил…

— Господа, хотите совет?

Его противники молчали и со все возрастающей яростью наносили удары; если бы их лица были открыты, на них можно было бы увидеть изумление и даже страх перед неуязвимым шевалье.

— Да пошевеливайтесь же! — прокричал Пардальян, атакуя.

— Смерть ему! — вскричали слуги Фаусты, забыв приказ о полном молчании.

— Прочь, господа церковные крысы! — восклицал Пардальян.

На нем не было ни одной царапины, а нападавшие потеряли убитыми и ранеными пять человек. В этот момент в комнате появилось семеро новых воинов. Они были вооружены пистолетами…

— Однако мне все-таки хотелось бы сказать словечко Мореверу, прежде чем я соединюсь с моей Лоизой в стране вечных снов! — прошептал шевалье.

И в это мгновение дверь открылась и на пороге показался какой-то человек. Пардальян прыгнул вперед, как лев. Он отшвырнул незнакомца в сторону и выскочил вон!

Это была дверь, соединявшая дворец Фаусты с постоялым двором «Железный пресс»! Появившийся человек был герцог де Гиз, которого Руссотта и Пакетта привели в чувство и проводили к Фаусте.

Пардальян оказался в комнате, где происходила известная читателю оргия.

— Стой! Стой! — кричали ему вслед люди Фаусты.

Шевалье стремительно пересек две залы и очутился перед распахнутой дверью, той самой, через которую бежала герцогиня де Гиз.

— Проклятие! — раздался знакомый Пардальяну голос.