Сестры выглядели настоящими монахинями: они были одеты соответствующим образом и шли медленно, опустив головы и скрестив руки на груди. При виде мужчины они вовсе не удивились и ничего не спросили, просто закрыли глаза.
Сестры эти вели за собой цыганку в красной маске… Клод уступил им дорогу. А когда они начали подниматься по широкой лестнице, пошел за ними. Монахини свернули в коридор и постучали в одну из дверей, которая тотчас же отворилась. Тогда они взяли цыганку за руки и ввели в комнату. Спустя несколько минут сестры так же молча вышли и медленно удалились. Цыганка осталась внутри. Мэтр Клод, приблизившись к двери, остановился и задумчиво потер лоб. Легкость, с которой он настиг Фаусту, тревожила его. Что-то явно было не так. Где же опасности, которые должны были подстерегать на каждом шагу? Старый палач ничего не понимал.
Мэтр Клод заметил неподалеку приоткрытую дверь. Толкнув ее, он оказался в узком пустом помещении, погруженном в полумрак. Здесь, в тишине и темноте, он принялся размышлять. Что ему делать дальше?
Убить эту женщину! Или захватить ее и отдать в руки кардинала Фарнезе. Но, может быть, он не хочет этого делать? Нет! Он сам ненавидит Фаусту. Убийца его дочери должна умереть. Тогда что же его беспокоит? Смутный, почти забытый образ всплыл в глубине памяти.
«Цыганка, что шла с двумя монахинями… — размышлял мэтр Клод. — Мне знакома эта походка. И мне кажется, я уже видел когда-то эти волосы…»
Старый палач думал о цыганке, забыв и Фарнезе, и Фаусту.
«Странно, что эта незнакомка сбила меня с толку, — сказал он себе наконец, тряхнув головой. — А, ладно! Бог с ней! Чем мне может навредить какая-то цыганка? Вперед!»
Монахини ввели Саизуму к настоятельнице. Они холодно поклонились Фаусте и почтительно — Клодине де Бовилье.
— Хорошо, сестры мои, — сказала та. — Вы можете идти!
— Госпожа! — сказала тогда одна из них. — За стены общины проникли двое мужчин…
— Увы, — ответила Клодина. — Стены нашей бедной обители никуда не годятся. Как помешать этим набегам? Все, что мы можем, — это молиться. Идите и молитесь, сестры мои… Идите!
Сестры низко поклонились и вышли. Фауста, несомненно, была знакома со странными нравами этой обители, ибо ничуть не удивилась случившемуся. Она только сказала:
— Близок тот день, госпожа настоятельница, когда вы сможете возвести здесь стены Иерусалимские и вновь отстроить вашу святую обитель. Не забывайте, вашему монастырю обещано сто тысяч ливров…
Глаза Клодины заблестели. Но Фауста уже повернулась к Саизуме и молча ее рассматривала. Цыганка приблизилась к ней, взяла за руку и мрачно произнесла:
— Желаете, чтобы я погадала?
— Нет. Но если хочешь, я сама погадаю тебе. Ибо я тоже умею читать линии судьбы на ладони.
Саизума удивленно смотрела на женщину, говорившую с ней голосом нежным и в то же время властным.
— Кто ты? Цыганка, как и я? — спросила она.
— Возможно. Но раз уж я говорю с тобой с открытым лицом, не снимешь ли ты маску?
Саизума покачала головой.
— Моя маска красная. Но если я ее сниму, вы увидите, что и мое лицо красно от стыда. Я не хочу, чтобы вы видели мои стыд и ужас… Все, кто были в кафедральном соборе и на Гревской площади, видели… О! Я сгораю от стыда! — прибавила она, быстро пряча лицо, словно маски было недостаточно.
— Кафедральный собор! — прошептала Фауста, вздрогнув. — Гревская площадь! Так это была она?
И прибавила немного громче:
— Значит, ты боишься снова встретиться с палачом?
Саизума покачала головой.
— Палач — ничто, — сказала она. — Он не причинит мне зла. Он не сможет разбить мое сердце. Что он может мне сделать? Всего-навсего отнять жизнь. Тот, кого я боюсь, — это предатель, который убил мою душу…
Она задрожала.
— Имя этого предателя? — спросила Фауста, пристально глядя на Саизуму. — Ты хочешь сказать мне его?
— Оно здесь! — воскликнула Саизума, прижав руку к груди. — Никто его не вырвет у меня, разве только вместе с сердцем.
— Что ж, мне оно известно!
Саизума рассмеялась. Фауста взяла ее за руку, взглянула на ладонь и серьезно сказала:
— Линии твоей руки открывают мне тайны твоего прошлого…
Цыганка резко вырвала руку.
— Поздно! — воскликнула Фауста. — Теперь я все знаю: и кого ты любишь, и кто разбил твое сердце… Это — епископ…
— Епископ! — пробормотала цыганка, дрожа.
— Да! Епископ! Это тот, кого ты любила. Жан де Кервилье!
Саизума вскрикнула и упала на колени.
— Это она! Конечно же, это она! — прошептала Фауста.
И принцесса наклонилась, чтобы лучше рассмотреть цыганку. В это время дверь отворилась. Фауста увидела, как в комнату входит мэтр Клод… Она спокойно выпрямилась:
— Что ты здесь ищешь?
— Вас! — ответил Клод.
Клодина поспешила вмешаться:
— Ваша охрана избавит вас от этого человека.
Фауста остановила ее.
— Подождите, — сказала она. — Возможно, он принес мне какое-нибудь прошение…
— Что ж, может быть, — согласилась Клодина.
— Итак, говори…
— О, моя просьба проста, сударыня! Я хочу попросить вас сопроводить меня до старого павильона, что стоит посреди монастырского сада.
— А если я откажусь, палач?
— Палач! — прошептала Клодина, остолбенев.