Принцесса из рода Борджиа

— Дорогая Югетта, слышите эти крики? — сказал Пардальян вставая.

Шум на улице перед гостиницей все усиливался. Дворяне Гиза готовились к атаке. А столпившиеся зеваки, не знавшие человека, которого собирались захватить, вопили от радости. Бюсси-Леклерк и Менвиль вместе с двадцатью своими друзьями осматривали крыльцо и дверь.

— Нужно вышибить ее, — проговорил Бюсси-Леклерк.

— Минуту! — произнес грубый хриплый голос, дрожащий от мстительной радости.

Все обернулись и заметили Моревера. И хотя их тоже переполняла злоба, они не могли не содрогнуться, увидев, какой ненавистью дышало его лицо. Моревер, всегда считавшийся красавцем, казался сейчас не то что страшным, но просто отвратительным. Наконец-то Пардальян был в его власти!

Каждый понимал, что этот человек имеет веские причины, чтобы стремиться руководить атакой.

— Командуй, — закричали ему.

— Я знаю этого мерзавца, — заявил Моревер. — Будьте уверены, что если он укрылся там, то сумеет защитить себя. Значит, нам нельзя полагаться на удачу. Будем действовать по всем правилам военного искусства…

Он тяжело дышал, и непередаваемая дикая радость светилась в его налитых кровью глазах.

— Надо предупредить герцога, — продолжал Моревер.

— Беру это на себя, — сказал один из дворян и удалился.

— Мы же пока будем хорошенько охранять этот дом, — заключил злодей.

Югетта и шевалье не расслышали ничего вразумительного, ибо слова тонули в шуме и гаме, однако же Югетта прекрасно поняла суть происходящего.

— Так это вам адресованы эти вопли? — спросила она, побледнев.

— А вы как думаете? — поинтересовался Пардальян.

— Господи! Что вы еще натворили?..

— Я? Ничего. Я просто помешал кое-что натворить другим, ибо то, что они хотели сделать, было отвратительно.

— Не понимаю, — сказала Югетта. — Но уверена, что вы, господин шевалье, вмешались…

— …в дело, которое меня не касалось! — закончил Пардальян. — О мой достойный отец, спите спокойно. Наша милая хозяюшка исповедует ту же чудесную мораль, что пытались привить мне вы…

— Господи! — воскликнула Югетта, трепеща. — Что с вами станется, шевалье?!

Слова эти прозвучали несколько высокопарно, потому что хозяйка полагала, будто шевалье и впрямь угрожает смертельная опасность: импровизированные баррикады вот-вот рухнут под натиском озверевшей толпы!

Пардальян несколько мгновений смотрел на нее с восхищением и благодарностью.

— Добрая моя госпожа Югетта, — сказал он наконец. — Вы же знаете, что в вашем заведении со мной ни разу не приключалось ничего дурного.

— Слышите! Слышите! — вскричала Югетта.

В эту минуту снаружи донесся странный шум, который не был шумом атаки, и раздался какой-то грохот, который не был треском двери, срываемой с петель. Судя по звукам, толпа стремительно расступалась. Грохотала же мебель, которая падала откуда-то сверху и раскалывалась на куски на крыльце и мостовой. Оттуда же дождем сыпались хриплые проклятия. Моревер воскликнул:

— Я так и знал, что этот чертов Пардальян собрал здесь свою армию бродяг!

Шевалье повернулся к Югетте:

— Ах вот как, значит, у нас здесь есть защитники?

И он нетерпеливо бросился наверх. Оказавшись на третьем — и последнем — этаже, Пардальян понял, что кричат и шумят в комнате, где он провел прошлую ночь… в той самой комнате, где он прожил много лет.

«Их тут по крайней мере человек пятнадцать, — подумал он. — В добрый час! Я начинаю верить, что мы еще успеем насолить господам лигистам!»

И он распахнул дверь со словами:

— Привет, ребята, не выкидывайте все сразу! Все должно быть по плану, черт побери! Организуем сопротивление и…

Он внезапно замолчал, ошарашенный зрелищем, которое открылось его глазам.

В комнате не осталось больше мебели: стулья, два кресла, стол, шкаф, даже кровать (видимо, предварительно разобранная на части) были выброшены в широко распахнутое окно. В помещении стояли только часы, высоченные часы в футляре резного дерева.

И в эти часы, казалось, вселилась какая-то сверхъестественная, фантастическая сила! Они подпрыгивали, раскачивались, натыкались на стены — причем все это с громкими стонами и позвякиванием испорченного механизма. Пардальян, который редко чему удивлялся, онемел от изумления.

Часы сражались!.. Сражались с дьяволом почти таким же высоким и уж точно таким же худым, как они! У него были голенастые ноги, длиннющие руки и сухопарое тело, которое венчала маленькая головка. Его нос напоминал птичий клюв, а черные волосы были гладко зачесаны на плоский лоб.

Он-то, конечно, и выбросил всю мебель за окно, а теперь волок туда же несчастные часы, вопя и воя на разные лады своим густым, зычным, низким и глубоким голосом! Пот лил с него ручьем. Он был бледен от страха и охвачен яростью. Он бешено пинал часы ногами и неистово сжимал их в объятиях.

— А, мерзавцы! Сначала в часовне Сен-Рок, потом в аббатстве! Двадцать на одного! Вот вам! В окно! Все в окно! Какой бой!.. Ну же, я вас все равно одолею! Вот так!.. Уф!..