И он нарисовал в воздухе кончиком пальца нечто похожее на треугольник. Это был второй знак, позволявший «пройти дальше».
Тогда Руссотта приподняла гобелен, за которым оказалась дверь, и промолвила:
— Это здесь. Вы знаете, как нужно постучать?
— Знаю, — ответил монах.
Обе хозяйки удалились, а молодой человек постучал особым образом в указанную дверь. Дверь тотчас же отворилась, как если бы его ждали. Жак Клеман вошел и увидел, что находится в комнате, освещенной лампой, хотя на улице был ясный день… Дневной свет, однако, не проникал сюда. Какая-то женщина, одетая в белое, сидевшая в большом кресле и почти скрытая тенью, сделала ему знак приблизиться.
— Вы Жак Клеман? — спросила она.
— Да, сударыня. Я тот, о ком вы говорите.
— Жак Клеман из монастыря Святого Иакова?
— Да, сударыня. И если я надел светский костюм, то только потому, что так посоветовал мне поступить преподобный отец настоятель.
— Преподобный Бургинь?
— Да, сударыня.
— А вы знаете, кто я такая?
— Я предполагаю, что вы та, кого называют принцессой Фаустой.
— Да, действительно… — сказала Фауста тем простодушным тоном, к которому прибегала, чтобы не слишком пугать малознакомых людей.
— Преподобный отец настоятель, достопочтенный Бургинь, сказал мне, что я могу довериться вам, — вновь заговорил Жак Клеман.
— Это правда, — промолвила Фауста очень ласково, — вы можете мне доверять…
— Вот что привело меня сюда…
Монах поднял глаза на Фаусту, как будто у него оставались еще какие-то последние колебания.
— Говорите без опасений, — сказала принцесса повелительно, и молодой человек решился.
— Да, — заговорил он горячо и страстно, — да, я понимаю, я чувствую, я вижу, что могу ничего не опасаться… Так вот, сударыня, в моем сердце созрел ужасный план. Я осуществлю этот план, даже если буду проклят. Но я попросил преподобного отца Бургиня дать мне отпущение грехов, а он мне ответил, что в столь серьезном случае только один человек в мире способен дать отпущение грехов… я подразумеваю — заранее…
— И этот человек?.. — спросила Фауста.
— Преподобный отец настоятель уверял, что вы смогли бы проводить меня к нему для того, чтобы он выслушал меня, соблюдая тайну исповеди.
— Говорите же, сударь, — спокойно сказала Фауста, — так как вы находитесь перед той, о которой говорил ваш аббат, перед той, кто отпустит вам ваши грехи — настоящие и будущие.
С этими словами Фауста выпрямилась в своем кресле. Ее поза почти незаметно изменилась: исчезла складка на платье, стан стал прямее, голова слегка закинулась назад, рука с перстнем легла на колено. Этого было достаточно для того, чтобы сделать Фаусту неузнаваемой.
Земная женщина исчезла. Перед Жаком Клеманом находилось некое таинственное существо, которое по собственной воле может менять облик и превращаться то в красивую девушку, то в пожилого священника, то в королевского рейтара.
После ночи, проведенной в капелле монастыря Святого Иакова, монах пребывал в состоянии душевного возбуждения, а вернее сказать, был охвачен своего рода безумием. Он отличался здравомыслием и имел доброе сердце, о чем свидетельствовала его встреча с Пардальяном, однако воображение переносило его в другую жизнь, как только речь заходила о его видениях и всем, что было связано с замышлявшимся убийством Генриха Валуа.
Тогда ему казалось, что он слышит нечеловеческие голоса и видит неземные существа, среди которых чувствует себя очень непринужденно, как если бы сфера фантастического стала вдруг единственной подлинной реальностью. Все прочее: окружающий мир, вера, монастырь — становилось нереальным. Единственной явью оставался сон. Бургинь, настоятель монастыря Святого Иакова, сказал ему: «Отпущение грехов, о котором вы просите, сын мой, может вам дать только посланник Святейшего Отца, князь церкви, обладающий полнейшей властью».
По мысли монаха Фауста, эта иностранная принцесса, примкнувшая к Священной лиге, должна была отвести его к тому самому князю церкви, о котором говорил Бургинь. А Фауста вместо этого только что произнесла: «Вы стоите перед той, кто может дать вам отпущение грехов…»
Монах посмотрел на Фаусту и не узнал ее. Он увидел ее лицо, которое еще недавно было нежно-женственным, а сейчас стало величественным и ослепительно прекрасным. Его охватила какая-то странная дрожь. В его ушах раздался медный звон, который он слышал тогда, когда из реальной жизни внезапно переносился в нереальную. Его взор упал на руку Фаусты, и он не был удивлен тем, что увидел на ней папский перстень.
Жак Клеман только задрожал как в ознобе; это бывало с ним всякий раз: стоило ему соприкоснуться со сверхъестественным, как его охватывала дрожь и ледяной пот выступал на лбу. Он медленно опустился на колени и спросил, запинаясь:
— Кто вы? Вы посланы ко мне Господом? Вы один из его ангелов, как и она?..
Фауста ответила на его вопрос со всей откровенностью: