Вскоре между доном Гарсией и Герменсильдой состоялся разговор. Герцог уверял мою сестру в своей к ней любви с присущей ему страстью, а поскольку он действительно был влюблен, ему не составило большого труда убедить ее в искренности своих чувств. Она готова была тут же ответить ему взаимным расположением, но, помня о моих наставлениях, сдержала порыв сердца и решила сначала рассказать о случившемся Нунье Белле. Нунья Белла, следуя уговору с доном Рамиресом, посоветовала ей ничего мне не говорить и вести себя так, чтобы еще больше понравиться герцогу, не теряя при этом чести и достоинства. Она сказала ей также, что, несмотря на мое недовольство ухаживаниями дона Гарсии, я буду рад тому счастью, которое мне уготовано, но которое в силу ряда причин я, мол, не хочу торопить. Вера Герменсильды в добрые чувства Нуньи Беллы была настолько непоколебимой, что она полностью доверилась ей, и ее расположение к герцогу лишь возросло при мысли о возможности стать обладательницей короны королевы.
Герцог так ловко скрывал свою страсть, что если при первом появлении Герменсильды ни от кого не ускользнуло восхищение, отразившееся на его лице, то в эти дни придворные находились в полном неведении. Нунья Белла прилагала все усилия, чтобы их встречи происходили подальше от посторонних глаз, он никогда не встречался с моей сестрой прилюдно. Я видел, что дон Гарсия стал проявлять ко мне меньше знаков дружеского внимания, чем прежде, но относил это к присущей молодым людям неровности характера.
Так продолжалось до тех пор, пока Абдала, король Кордовы[55]
, не нарушил довольно долго соблюдавшееся перемирие с Леонским королевством и не возобновил военные действия. Положение Нуньеса Фернандо при дворе давало ему право на командование армией, и король скрепя сердце вынужден был поставить его во главе войск. У него не было предлога поступить иначе, так как для этого надо было обвинить моего отца в каком-либо преступлении и взять под стражу. Он мог бы послать на поле сражения дона Гарсию, чтобы поставить герцога над Нуньесом Фернандо, но доверял сыну еще меньше, чем графу Кастильскому, и опасался их сговора, который позволил бы им сосредоточить в своих руках огромную силу. В это же время взбунтовалась Бискайская провинция. Король решил послать туда дона Гарсию, оставив моего отца воевать с маврами. Я был бы рад сражаться рядом с отцом, но герцог пожелал взять меня с собой, да и король предпочитал видеть меня в свите герцога, нежели под началом графа. Мне не оставалось ничего иного, как подчиниться и проститься с отцом, который отбыл в армию первым, проклиная все на свете за то, что я не был с ним. Его плохое настроение объяснялось огромной отцовской любовью. Он всегда проявлял о моей сестре и обо мне самую нежную заботу и взял с собой наши портреты, чтобы иметь возможность постоянно любоваться нами, а при случае и похвалиться перед другими красотой своих детей, чем, как я вам уже говорил, он очень гордился. Граф Кастильский выступил против Абдалы во главе довольно значительных сил, которые, однако, уступали силам мавров, и, вместо того чтобы ограничиться пресечением продвижения противника в местах, служивших его армии естественным оборонительным рубежом, решил, уступая тщеславному желанию отличиться, вступить в бой на равнине, что лишало его всяких преимуществ. В результате сражение он проиграл, армия была разбита и ему едва удалось спастись самому. Мавры захватили огромные трофеи и праздновали победу, каких еще никогда не одерживали над христианами[56].При известии о столь крупном поражении король пришел в ярость и не без основания обвинил во всем графа. Более того, желая унизить моего отца, он, в ответ на его оправдания, лишил его всех почестей и привилегий и приказал убираться в свою Кастилию и не попадаться ему на глаза, если не хочет, чтобы ему отрубили голову. Мой отец не мог не подчиниться воле короля и отбыл в свои края в отчаянии честолюбивого человека, по репутации и состоянию которого был нанесен тяжелый удар.
Тем временем дон Гарсия все еще оставался во дворце. Его выступление против восставшей Бискайской провинции задержала неожиданная болезнь. Против же мавров король решил выступить сам, собрав под своим началом все, что осталось от разбитой армии. Я обратился к нему с просьбой взять меня с собой, и он хотя и поморщился, но согласился. С гораздо большим удовольствием он отправил бы меня вместе с моим отцом в Кастилию, но поскольку моей вины в разгроме королевской армии не было, а его сын по-прежнему благоволил ко мне, оставил меня при дворе. Таким образом, я был зачислен в его свиту, а при герцоге остался дон Рамирес. Нунья Белла была очень огорчена опалой, в которую попал мой отец, и моим отъездом, и я отбыл в армию, утешаясь лишь тем, что увожу с собой любовь самого дорогого мне человека.