Принцесса Клевская

– Все-таки я должен буду воспользоваться ими, чтобы отдохнуть. Вот уже несколько дней я не слезаю с лошади, и усталость подсказывает мне, что мое тело нуждается в отдыхе больше, чем мог бы позволить ему мой разум.

Печально произнесенные слова юноши тронули душу незнакомца, и он почувствовал, что встретил глубоко несчастного человека. Схожесть судеб пробудила в нем к юноше симпатию, которую мы испытываем по отношению к тем, кого считаем собратьями по несчастью.

– В этих убогих лачугах вы не найдете достойного вас ночлега, – сказал он. – Если вы соизволите принять мое приглашение, вы будете чувствовать себя гораздо лучше в моем пристанище, которое расположено за этим лесом.

Испытывая неприязнь к людскому обществу, Консалв поначалу отклонил предложение незнакомца, но затем настойчивость последнего и огромная потребность в отдыхе заставили его согласиться.

Он последовал за ним и вскоре увидел приземистое строение незамысловатой конструкции, но чистое и хорошо ухоженное. Двор обрамляла живая изгородь из гранатовых деревьев. Сад также не имел глухой ограды, и от леса его отделял лишь небольшой ручей. Консалв был не в том настроении, чтобы чем-то восхищаться, но этот дом и окружавший его уголок природы произвели на него приятное впечатление. Он поинтересовался у незнакомца, родные ли ему эти края или его привел сюда какой-то непредвиденный случай.

– Я поселился здесь года четыре, а может быть, и пять лет тому назад, – ответил его новый знакомый. – Живу я затворником и дом покидаю только ради прогулок по берегу моря. Должен сказать вам, что вы единственный достойный человек из всех повстречавшихся мне за это время людей. Морские бури нередко разбивают корабли об этот опасный берег. Мне довелось спасти жизнь нескольким несчастным и приютить их у себя. Все, с кем судьба сводила меня, были чужестранцами, и я не мог завязать с ними разговор, даже если бы пожелал этого. Должен признаться, что встреча с вами доставила мне удовольствие.

– О себе могу сказать лишь то, – поддержал разговор Консалв, – что я избегаю общения с людьми, и у меня на это есть веские причины. Если бы вы знали о них, вы бы не удивились той сдержанности, с какой я воспринял ваше предложение. Более того, вы бы поняли, почему я сторонюсь общества людей, причинивших мне столько несчастий.

– Если речь идет лишь о других и сами себя вы ни в чем не можете упрекнуть, то, уверяю вас, есть люди, которые страдают более, чем вы, и вы гораздо менее несчастны, чем думаете. Нет большего несчастья, – голос у собеседника дрогнул, – чем видеть причину своих горестей в самом себе, собственными руками вырыть пропасть, чтобы угодить в нее, по своей воле совершать неразумные и недобропорядочные поступки. Одним словом, быть единственным виновником своих бед.

– Я могу понять ту боль, о которой вы мне говорите и которую переживаете. Но разве может сравниться она с той, которую испытывает обманутый, незаслуженно отвергнутый человек, лишенный всего самого дорогого!

– Насколько я могу судить, – продолжил мысль Консалва незнакомец, – вы решили покинуть вашу родину, чтобы порвать с людьми, вас предавшими и причинившими вам горе. Но представьте себе те страдания, которые вам пришлось бы испытать, если бы вы по-прежнему находились среди тех, кто омрачил своими действиями вашу жизнь. Я нахожусь именно в таком положении, так как не в состоянии убежать от самого себя, которого ненавижу, и имею на это множество причин – и не только потому, что сам повинен в своих страданиях, но и потому, что своими действиями заставил страдать любимую женщину.

– Я бы не сетовал на судьбу, если бы мог укорять в чем-то только себя. Вы считаете себя несчастным, поскольку у вас есть причина ненавидеть себя. Но разве вы не самый счастливый на свете человек, если вас самоотверженно любила ваша возлюбленная? Возможно, вы и потеряли ее по своей вине, но вы можете утешаться мыслью о том, что вас любили и продолжали бы любить, если бы вы не нанесли ей обиды. Видимо, вы не знаете, что такое любовь, раз не находите утешения в мысли об этом. Себя вы любите больше, чем свою возлюбленную, так как, возможно, и простили бы себе свой поступок, если бы она не страдала и не мучилась.

– То, что вы не сами породили свои несчастья, мешает вам представить, насколько возрастает боль, когда человек сам навлекает на себя беду. Но поверьте пережитому мною жестокому опыту: утрата по своей вине той, которую боготворишь, порождает ни с чем не сравнимые душевные муки.