Принцесса Клевская

Произнеся эти слова, она вышла, и господин де Немур не мог ее удержать. Видама она нашла в соседней комнате. Видя, в каком она смятении, он не осмелился заговорить с нею и проводил ее до кареты, не вымолвив ни слова. Затем он вернулся к господину де Немуру, которого так сильно волновали радость, печаль, изумление и восхищение – все чувства, внушаемые страстью, исполненной страхов и надежд, что он потерял всякую рассудительность. Видам потратил много времени, прежде чем добился от него рассказа об их беседе. Наконец герцог ее передал; и господин де Шартр, хотя и не был влюблен, испытал такое же восхищение добродетелью, умом и достоинствами принцессы Клевской, как и сам господин де Немур. Они обсудили, чего мог герцог ждать от судьбы; и хотя любовь рождала в нем всякие опасения, он согласился с видамом, что невозможно, чтобы принцесса Клевская оставалась при нынешнем своем решении. Они сошлись все же на том, что следует исполнять ее веления из страха, что, если его преданность ей станет известна, она может произнести прилюдно такие слова и избрать такое поведение, которых впоследствии принуждена будет придерживаться, боясь, как бы свет не подумал, что она любила его при жизни мужа.

Господин де Немур решился сопровождать короля. Впрочем, он не мог отказаться от этого путешествия и счел за благо уехать, не пытаясь даже увидеть снова принцессу Клевскую с того места, откуда видел ее однажды. Он попросил видама поговорить с ней. Чего только он не поручил ей сказать! Какое бесконечное количество доводов, чтобы убедить ее отбросить сомнения! Прошла часть ночи, прежде чем господин де Немур подумал, что надо дать видаму покой.

Принцесса Клевская же не могла обрести покоя. Ей было настолько внове выйти за те пределы, которые она сама себе очертила, позволить, впервые в жизни, чтобы ей говорили о любви, и самой о своей любви сказать, что она не узнавала себя. Она была поражена тем, что сделала, она в этом раскаивалась, она этому радовалась, душа ее была полна волнений и страстей. Она снова перебирала доводы, которые ее долг выставлял против ее счастья; ей было больно видеть, что они столь убедительны, и она жалела, что так хорошо изложила их господину де Немуру. Хотя мысль о браке с ним пришла ей на ум тотчас же, как только она увидела его в саду, мысль эта не произвела того впечатления, какое произвела беседа с ним; были минуты, когда она с трудом понимала, как это она сможет быть несчастна, выйдя за него замуж. Ей так хотелось бы сказать себе, что она была не права и в своих угрызениях за прошлое, и в своих опасениях за будущее. А в иные часы разум и долг представляли ей соображения противоположные, которые быстро влекли ее к решимости не вступать во второй брак и не видеться больше с господином де Немуром. Но такую решимость нелегко поддерживать в сердце, столь тронутом страстью и столь недавно изведавшем сладость любви. Наконец, чтобы успокоиться немного, она подумала, что ей еще нет необходимости совершать над собою насилие и принимать решение; приличия давали ей немало времени на раздумья, но она сочла за благо оставаться твердой в намерении не иметь никаких сношений с господином де Немуром. Видам навестил ее и старался помочь герцогу с такой изобретательностью и с таким рвением, какие только можно вообразить; но не сумел ее поколебать ни относительно ее собственного поведения, ни относительно запретов, наложенных ею на поведение господина де Немура. Она сказала, что намеревается остаться в нынешнем ее положении, что знает, как трудно такое намерение исполнить, но надеется, что у нее хватит на то сил. Она так ясно показала ему, насколько сильно в ней убеждение, что господин де Немур был причиной смерти ее мужа, и насколько она была уверена, что нарушит свой долг, если выйдет за него замуж, что видам стал сомневаться, возможно ли будет ее переубедить. Он не высказал своих сомнений герцогу и, передавая ему их беседу, оставил ему все надежды, которые разум дает право питать мужчине, если его любят.

Они отправились в путь на следующий день и присоединились к королю. Видам по просьбе господина де Немура написал принцессе Клевской, чтобы напомнить ей о герцоге; а ко второму его письму, последовавшему вскоре за первым, господин де Немур своей рукой приписал несколько строк. Но принцесса Клевская, не желая переступать правила, ею для себя установленные, и опасаясь всяких неприятностей, какие случаются из-за писем, известила видама, что не примет больше писем от него, если он будет и впредь говорить о господине де Немуре; и наказ этот был столь строг, что герцог сам попросил видама не упоминать больше о нем.