Принцесса Конде

– Ничего из ряда вон выходящего. Просто доставьте куклу вашему мужу. Вместе с запиской внутри. А заодно передайте, что кукольник Жером захворал и оставил на своем месте ученика, которому можно доверять. А уж с остальным я разберусь сам. Впрочем, еще вы можете полюбопытствовать, какие книги почитывает на досуге герцог де Лонгвиль…

Фабьен ехал рядом с каретой, скрипя зубами. Ему хотелось распахнуть дверцу, вытащить господина де Фобера за шиворот и оставить его на мостовой. Так долго говорить наедине с герцогиней! И ведь еще неизвестно, что замышляет этот человек! Да, он дворянин, но он служит Мазарини, а кардинал-итальянец не питает особой привязанности к дому Конде. К тому же Фабьена ужасно злило, что ему не позволили участвовать в разговоре. Он не знал, перескажет ли ему герцогиня то, что сообщил ей де Фобер, в конце концов, она имела полное право ничего ему не говорить. Но Фабьена это почему-то задевало. «Исполняй приказ и ни о чем не думай», – внушал он себе.

Наконец они достигли Люксембургского сада. Карета остановилась, Фабьен распахнул дверцу и стал свидетелем удивительной сцены: герцогиня и де Фобер задумчиво смотрели друг на друга.

– Мы приехали, ваше высочество, – объявил де Ру.

– Полагаю, мы договорились? – обратился де Фобер к Анне-Женевьеве.

Та ответила:

– Я подумаю над тем, что вы мне сказали! До свидания, шевалье.

Де Фобер пожал плечами и полез из кареты. Фабьен едва посторонился, так что выходить мнимому кукольнику было довольно неудобно. Он насмешливо поглядел на де Ру.

– Вот видите, с герцогиней ничего не случилось.

– Значит, вам сегодня чертовски повезло, – процедил Фабьен.

– Да, я не жалуюсь, – откликнулся де Фобер.

Он коротко кивнул де Ру, развернулся и пошел прочь. Фабьен неприязненно смотрел ему в спину.

– Шевалье, может быть, вы закроете дверь? Очень холодно. – Герцогиня натянула перчатки.

– Извините, мадам, – Фабьен поклонился и стал закрывать дверцу.

– Но прежде, разумеется, сядьте в карету!

Де Ру выполнил приказ, но на сей раз уселся напротив Анны-Женевьевы. Герцогиня молчала. Карета все еще стояла, потому что никаких указаний, куда дальше ехать, не последовало.

– Мадам? – полувопросительно произнес Фабьен.

– Простите меня, я задумалась. Этот господин де Фобер, он… он сумел озадачить меня.

– Дело касается какой-то интриги, – мрачно спросил де Ру.

– О, да, вопрос в какой. И в ней замешан мой муж. Подумать только: зашифрованные записки в куклах! Бог мой, в детстве мы с Людовиком тоже так играли – прятали письма с ужасными, как нам казалось, тайнами. Но мой муж… Он меня использует.

– Послезавтра вы отправитесь в Беруар, – напомнил Фабьен. – Там вы не будете обязаны участвовать в его интригах.

– Кто сказал, что я в них вообще участвую? – холодно осведомилась Анна-Женевьева. – Но мне не нравится, что мою жизнь пытаются превратить в… в… кукольный театр. – Она отбросила куклу, которую вертела в руках. – Ненавижу быть марионеткой.

«О да, – подумал Фабьен, – с дочерью Шарлотты Монморанси лучше не шутить». Все семейство Конде отличалось буйным нравом. Но вот в глупости их никто упрекнуть не мог.

Судя по всему, давать дальнейшие пояснения герцогиня не собиралась; впрочем, Фабьену и этих было достаточно. Сам он никогда не был замешан в интригах, но хорошо знал, что уничтожить жизнь человека можно одним росчерком пера.

– Будут ли какие-либо распоряжения, мадам?

– Мы едем домой.

– Вы хотели пройтись по лавкам…

– Я уже не хочу. Едем домой, шевалье.

Фабьен кивнул и вышел из кареты. У него было нехорошее предчувствие, да вот только герцогиня не станет его слушать.

В Люксембурском саду почти никого не было, наверное, из-за холодной погоды. Только несколько бродячих собак грелось на солнышке, да влюбленная парочка миловалась в тени старых деревьев. Этим январский мороз не помеха. Эме швырнул ширму прямо на снег и улегся на нее, закинув ногу на ногу и подложив под голову шапку. Над ним во всей красе раскинулся высокий купол голубого парижского неба. Де Фобер любил глядеть в небесную синь: это помогало ему сосредоточиться.

Сейчас мысли Эме, как ни странно, вертелись отнюдь не вокруг сиятельной герцогини де Лонгвиль или даже таинственного автора зашифрованной записки. Фабьен де Ру – вот кто занимал де Фобера. Эме только что наблюдал, как сильно хромает телохранитель Анны-Женевьевы, и припомнил все, что он знает об этом на редкость неприветливом типе.

Что ж, значит, герцог Энгиенский расплатился с де Ру за услугу, оказанную на поле боя, отправив шевалье под крылышко к своей сестрице. Неожиданный выбор. К тому же лейтенанту показалось, что телохранитель слишком уж рьяно относится к своим обязанностям. Тут явно что-то большее, чем простая исполнительность или верность долгу. Колючий взгляд, неприязненный тон, стиснутые зубы.

Эме задумчиво улыбнулся далекой синеве.