Принцесса лилий

Но зато довольно урчал сытый живот, хотелось сладко поспать.

И жить было куда веселее!

* * *

Ночной поход в харчевню очень поддержал Жаккетту и морально, и физически.

Но пускать на самотек проблему своего питания и зависеть от случайностей ночных вылазок она не собиралась.

Заботясь о себе, Жаккетта встала пораньше, пока и Жанна, и баронесса смотрели приятные утренние сны. Действуя, как заправский неуловимый ассасин Горного Старца, она осмотрела все апартаменты госпожи де Шатонуар и в лабиринтах соединяющих этажи лестниц нашла то, что искала: неприметный, но вместительный закуток.

Из нижней юбки госпожи Жаккетта выпорола несколько зашитых лично для себя на черный день монет, рассуждая, что день-то пришел — чернее некуда.

* * *

Когда знатные дамы изволили проснуться, излучающая безмятежность Жаккетта уже была дома. Она, как добрая католичка, успела сходить на утреннюю мессу.

А в новом тайнике лежал месячный запас продовольствия.

* * *

День сменялся новым днем, а Жаккетта почти не худела.

— Я тебя вообще на хлеб и воду посажу! — злилась Жанна, измеряя ее грудь, талию и бедра.

— Ну я же говорила вам, что кость у меня широкая! — обидчиво оправдывалась Жаккетта.

Жанна только морщилась.

И без этого проблем хватало. Восточный костюм Жаккетты был слишком легким для наступающей осени. Красные шелковые шальвары и футляры для груди были одеждой для очень важных случаев, а повседневное платье, по мнению Жанны, больше подходило для выпаса коров, чем для соблазнения мужчин.

Пришлось потратиться на пару достаточно изысканных нарядов для новоиспеченной Нарджис. Одно предназначалось для дороги, другое — для визитов.

А ведь эти деньги, между прочим, можно было истратить на себя…

Оранжевые уши Жаккетты без боя тоже не сдавались. Теперь их цвет стал значительно ближе к нормальному, можно было прикрыть их прической, но если, не дай бог, кусочек уха выглядывал наружу, то просто поражал жизнерадостным оттенком.

* * *

В глубине души Жанна была уже не рада, что заварила всю эту кутерьму: Жаккетта не умела ходить, как ходят дамы, не умела стоять, не умела смотреть. А уж когда рот раскрывала, так хоть уши затыкай и беги! В общем, дама еще та…

— Ну что ты голову задрала?! — шипела Жанна, гоняя Жаккетту по комнате в попытках научить манерам. — Опусти сейчас же! Что у тебя, шея не гнется? Где ты видела даму с задранным подбородком?! Это же неприлично!!!

— Вам легко говорить! — огрызалась Жаккетта. — Вы и ваши дамы высокие. А я нет!

— Будешь туфли на толстой подошве носить! — пригрозила Жанна. — Ну что ты, когда идешь, с таким телячьим восторгом по сторонам смотришь, словно вчера на свет родилась!

— А куда же смотреть?! — возмутилась Жаккетта.

— Никуда не смотреть! — взвизгнула разозлившаяся Жанна. — Настоящая дама по сторонам так откровенно не глазеет! Веки ее полуопущены, взгляд задумчив! Поняла, табуретка бестолковая?!

— А у госпожи Фатимы лучше было! Она меня кормила хорошо и сказки на ночь рассказывала! — неожиданно заметила Жаккетта, в которой начали просыпаться замашки примадонны.

Ведь кем ее госпожа Жанна заменить сможет? Никем!

— Пошла с глаз моих! — рявкнула окончательно потерявшая терпение Жанна.

Держа голову склоненной, веки полуопущенными и все равно бросая выразительные взгляды по сторонам, Жаккетта ушла.

Теперь она каждую ночь неслышно выбиралась на лестницу и, сидя на ступеньке, принималась есть, стараясь громко при этом не чавкать.

* * *

Помимо прочих важных качеств, легкая сутулость настоящей дамы у Жаккетты, конечно, отсутствовала. Напрочь!

Жаккетта голая стояла в центре зала, и ее твердые, словно яблоки, упругие крестьянские груди вызывающе торчали вперед. Грудь идеалу дамы, как не трудно понять, тоже не соответствовала…

Тонкая Жанна в одной просвечивающей рубашке стояла рядом, словно шедевр[8], и отличалась от Жаккетты, как небо от земли.

— Госпожа Беатриса, я не могу! — со слезами говорила она баронессе. — Ну посмотрите на ее вымя! Где ж такое видано? Я ее уже который день кормлю по чуть-чуть, а она все такая же толстая! (Повернись задом, корова!) Видите?

— Да-а-а! — заревела в три ручья съевшая за неделю месячный запас еды Жаккетта. — Это я с голоду пухну! Уже ноги не носят! Скоро совсем помру и закопаете меня здесь, в чужой земле! Я стараюсь-стараюсь, а вам все не так! А мое дело — волосы укладывать, а не знатных дам изображать! И вовсе я не толстая! Вот когда у госпожи Фатимы жила, была толстая, и все были довольны, никто слова худого поперек не говорил!

— Да оставь ты ее в покое! — вдруг дала неожиданный совет баронесса.

— Как оставь? — возмутилась Жанна. — Ее же нельзя людям показать!