— Позови кого-нибудь из мужчин и отвези ее в безопасное место! Уведи мою дочь отсюда!
Лука не теряет времени. Одной рукой он достает пистолет из кобуры куртки, которую я никогда не видела, а другой крепко сжимает мою руку, побуждая меня идти вперед.
— Ползи! — Кажется, я слышу, как он кричит мне в ухо. — Ползи, пока мы не убедимся, что там только наши люди!
Удивительно, что я вообще могу двигаться. Пол твердый под коленями, юбка зацепилась за туфлю и немного порвалась, но сейчас я не могу об этом думать
— София! — Кричу я Луке, и он вздрагивает от громкости моего голоса, как будто может слышать немного лучше, чем я. — Мы не можем бросить Софию!
— Ей поможет кто-нибудь другой, — настаивает он. — Мы должны выбраться...
— А что, если она ранена?
Понять, что он говорит, - странная смесь попытки расслышать и попытки прочитать по губам, но мне кажется, он говорит, что ты важнее, и это понятие, против которого я одновременно и решительно восстаю, и испытываю странное, теплое ощущение в груди при одной мысли об этом.
Если бы я не имела значения, получит он наследство или нет, не уверена, что он не бросил бы меня на полу театральной ложи. Я не должна обманывать себя ни на секунду, думая, что я ему небезразлична, потому что это может привести только к разочарованию и к тому, что Лука возьмет верх.
Он протягивает мне руку, когда мы выскальзываем из ложи через занавес в холл.
— Подожди, — шипит он, произнося это отчетливо. — На случай, если там есть кто-то еще, кроме наших людей. — Он толкает меня спиной к стене, шатко стоя на ногах, его равновесие явно нарушено так же, как и мое. Каждый инстинкт во мне кричит встать и бежать, особенно когда я слышу еще больше этих трещащих звуков из того, что кажется слишком близким, если это действительно выстрелы. Я хочу выбраться отсюда, хочу найти Софию, и когда несколько фигур в черных ботинках выходят из дверных проемов в конце коридора и направляются к нам, мне приходится зажать рот костяшками пальцев, чтобы подавить крик.
К моему полному шоку, Лука направляет пистолет на людей в черных ботинках, и его взгляд гневно сужается.
— Кто вы такие? — Требует он. — Кто вас послал, и какого хрена вы думаете, что можете напасть на это место и причинить вред Витто Росси и его семье?
Раздается щелчок пистолета, и мое сердце ускоряется в груди, а пульс становится пульсирующим комком в горле. Мне нужно узнать, что случилось с моей матерью, мне нужно найти Софию, и я чувствую, как дрожу всем телом, когда один из мужчин говорит, возвращая мое внимание к их противостоянию с Лукой.
Мужчина, стоящий впереди, тоже поднял пистолет.
— Франко Бьянки передает вам привет, — рычит он, и я чувствую, как Лука напрягается, а давление его руки на мою руку ослабевает, поскольку его внимание переключается.
Именно страх за себя и близких мне людей заставляет меня поступать так необдуманно. Как только рука Луки ослабевает, я бросаюсь прочь от него и бегу обратно к шторам. Я чувствую его руку на своем локте, быстро, как вспышка, он отбрасывает меня к стене, а звук выстрелов раздается так громко, так близко, что я глохну. Я не слышу, что Лука кричит мне вслед, только вижу ярость на его лице, то, как он толкает меня вперед, и вижу, как его рот четко произносит слово "беги".
Один из мужчин в черном лежит на полу. На ковре кровь. Желчь поднимается у меня во рту от этого зрелища: я впервые вижу мертвого человека, и нет никаких сомнений, что он мертв. Часть его челюсти исчезла, видны зубы, некоторые из них треснули и лежат на полу в быстро растекающейся крови. Я чувствую, что бледнею, у меня кружится голова, но тут мне на спину опускается рука, и голос, похожий на эхо голоса Луки, кричит мне в ухо, приказывая бежать к выходу.
— Бруно, мне нужна машина, — слышу я его слова, доносящиеся словно из длинного туннеля. Я пытаюсь повернуться, вернуться назад, но он не дает мне этого сделать. Он заставляет меня идти вперед, к выходу, вниз по металлическим ступенькам, которые подминают мои каблуки и посылают меня вперед, только сильные руки Луки обхватывают меня и не дают упасть головой вперед на землю.
Я мельком вижу его лицо, напряженное, с выражением смешанного беспокойства и гнева, причем первое проступает все отчетливее, когда он смотрит на меня сверху вниз.