ПРИНЦЕССА МАФИИ

На секунду я подумал, что у меня, должно быть, галлюцинации. Все это, честно говоря: мертвое тело Франко на полу, мертвое от руки Катерины, ее окровавленные руки на мне, трупы, мое собственное тело, кричащее от боли, и все же мне так тяжело, как не было никогда за всю мою гребаную жизнь. Всего несколько минут назад я был уверен, что умру, что мы оба умрем, что последнее, что я увижу в своей жизни, это женщину, которую я слишком поздно понял, что люблю, сломанную и истекающую кровью, когда мой злейший враг покончил со мной. А теперь...

Теперь я могу думать только о том, что я жив, что мы оба живы, несмотря на боль от сломанных пальцев и избитого тела. Катерина, похоже, чувствует то же самое: она рвет мою одежду, кровь Франко размазана по ней и по моей коже, она снова притягивает мой рот к своему, мои брюки наполовину сняты и спускаются по бедрам, когда она освобождает мой ноющий член.

— Катерина... — Я выдыхаю ее имя ей в рот, желая ее так, как никогда в жизни, и желая убедиться, что она понимает, что делает, в то же время. — Ты хочешь этого? Ты хочешь, чтобы я взял тебя здесь, сейчас, вот так? В твой первый раз?

— Да, — шипит она мне в рот, и мой член пульсирует, нуждаясь в ней. — Я не хочу больше ни секунды чувствовать его руки на себе. Я твоя, если ты хочешь меня еще, Лука, так сделай меня своей.

— Я никогда не смогу захотеть никого, кроме тебя. — Слова вырываются наружу, когда я целую ее, горячо и глубоко, моя рука движется между нами, чтобы скользнуть между ее складок. Я хочу, чтобы она была мокрой, чтобы с нее капало, и ее тело мгновенно реагирует. Она говорила серьезно, когда сказала, что не возбудится ни от кого, кроме меня, и это знание обжигает меня, разжигая желание насилия, когда я раздвигаю ее бедра шире, а с моего члена капает сперма от потребности быть внутри нее.

— Он собирался трахнуть меня в твоей крови, — выплевывает Катерина, в ее голосе звучит злость и ярость. — Так что мы сделаем это вместо него. Чтоб он сдох, раз уж решил, что может ко мне прикоснуться. — Она выгибается вверх, ее окровавленные руки путаются в моих волосах, ее ноги обхватывают мои бедра, когда она притягивает меня к себе. — Я твоя, Лука. И ты мой. Никто и никогда не отнимет это у нас.

Ее рот снова переходит на мой, когда я провожу пальцами по ее клитору, чувствуя, как она напрягается и выгибается, как ее киска становится горячей и влажной на моих пальцах, когда я заставляю ее сильно кончить для меня. Она упирается в меня бедрами, головка моего члена скользит по ее влажному отверстию, и я издаю шипение от удовольствия, чувствуя, как она прижимается ко мне. Не в силах больше ждать, я толкаюсь вперед, чувствуя, как она расходится и сжимается вокруг меня, принимая первый дюйм моего толстого члена, впервые пронзающего ее.

— Лука! — Она выдыхает мое имя в мои губы, ее зубы сжимаются от первоначальной боли, вызванной моим проникновением. Я пытаюсь не двигаться, дать ей привыкнуть к моей толщине, прежде чем продолжить, но она толкается на меня, извиваясь на кровати. — Просто сделай это, — дышит она. — Я хочу, чтобы ты был внутри меня, сейчас же. Не останавливайся. Не тормози.

Как будто что-то в моем мозгу отключается при этих словах, все логические мысли исчезают, когда что-то первобытное, животное берет верх. Ее слова дают мне разрешение на все, что я хочу, и я подаюсь вперед, вбирая ее в себя одним длинным движением, погружая каждый дюйм своего члена в нее, чувствуя, как она сжимается вокруг меня, когда я делаю это. В ее тонком и высоком крике, который она издает, смешались боль и удовольствие, но я понимаю, что именно этого она и хочет. Она избавляется от страха и боли последнего часа, заменяя их этим, своим выбором, своей потребностью, позволяя ей очистить ее от всего, что она пережила. Я чувствую это по тому, как она прижимается ко мне, впиваясь ногтями в мои плечи, прикусывая зубами нижнюю губу, когда она встречает меня удар за ударом, ее тугая киска пульсирует по моей пульсирующей длине с каждым ударом. Я долго не продержусь, и я знаю это. Я слишком сильно хочу ее, и накал момента слишком велик. Я никогда не фантазировал ни о чем подобном, но лишение девственности принцессы мафии посреди кровавой бойни, которую мы оставили после себя, - самое эротичное, что я когда-либо испытывал в своей жизни, и я знаю, что это погубит меня для любой другой женщины.

То, что я считал наказанием, стало моим спасением.

— Ты моя, — хрипло шепчу я Катерине на ухо, вжимаясь в нее, скрежеща бедрами о ее бедра, покачиваясь внутри нее, желая, чтобы она почувствовала каждый дюйм моего члена. — Моя, и ничья больше. Моя, чтобы трахать, моя, чтобы наслаждаться, моя, чтобы любить.

Я чувствую, как она напрягается и вздрагивает, когда я произношу слово "любить", как будто оно отдается в ней эхом, более глубоким, чем то, что мы делаем сейчас.

— И ты мой. — Она неистово целует меня. — Мой, чтобы ублажать, и мой, чтобы любить. Мой мафиозный принц.