– Перворожденные Барсума, – начал объяснять воин, – это раса черных людей, и я их датор, или, как сказали бы другие барсумиане, принц. Мой народ – старейший на этой планете. Мы прослеживаем наше происхождение прямиком до Древа жизни, что цвело в центре долины Дор двадцать три миллиона лет назад. Бесчисленные века плоды этого дерева претерпевали постепенные эволюционные изменения, проходя стадии от растительной жизни до формы, в которой объединились элементы растения и животного организма. На первых этапах плод дерева обладал лишь силой собственных мускулов, но его стебель оставался соединенным с родительским стволом; позже в плодах развился мозг, так что, продолжая висеть на длинных черешках, они двигались и думали как индивиды. Потом, с развитием ощущений и представлений, пришла способность сравнения, появилась способность суждения, и таким образом на Барсуме возник разум. Шли века. Многие формы жизни отрывались от Древа, но мы оставались привязанными к родительскому растению стеблями разной длины. И все дерево было увешано плодами, крошечными существами, как мы можем сейчас видеть уже в других масштабах в долине Дор, у травяных людей, – и эти создания соединялись с ветвями дерева стеблями, что росли из макушек их голов. Бутоны, из которых происходили существа, напоминали большие орехи, около фута в диаметре, но внутри они были разделены на четыре части. В одной подрастал травяной человек, в другой – шестнадцатиногий червь, в третьей – предок белых обезьян, а в четвертой – первобытный черный человек Барсума. Когда бутон лопался, травяной человек оставался висеть на своем стебле, но три остальные части ореха падали на землю, и их обитатели старались высвободиться, отчего орехи рассыпались в разные стороны. И со временем весь Барсум был засыпан этими скорлупками с заключенными в них существами. Бесчисленные века они жили в твердой скорлупе, прыгая и перекатываясь по всей планете; они падали в реки, озера и моря и плыли по ним, они все дальше распространялись по поверхности нового мира. Миллиарды лет прошли, прежде чем первый черный человек пробил стены своей тюрьмы и вышел на дневной свет. Подстрекаемый любопытством, он расколол другие скорлупки, и так началось заселение Барсума людьми. В моих жилах течет чистая кровь перворожденных. Наша раса никогда не смешивалась с другими существами, но от шестнадцатиногих червей, первой обезьяны и черного отступника произошли все остальные формы животной жизни на Барсуме. А ферны, – черный воин ехидно усмехнулся, – всего лишь результат долгой эволюции белой обезьяны древности. Они занимают самую низшую ступень. На Барсуме есть лишь одна раса бессмертных. И это раса черных людей. Древо жизни погибло, но прежде травяные люди научились отделяться от него и теперь бродят по Барсуму вместе с другими детьми Праотца. Двуполый организм позволяет им размножаться, подобно растениям, но в остальном они почти не продвинулись вперед за долгие века своего существования. Их поступки и побуждения в основном подчиняются инстинктам, а вовсе не разуму, потому что мозг у травяного человека чуть больше, чем ноготь твоего мизинца. Травоеды питаются растениями и кровью животных, и их мозга хватает лишь на то, чтобы двигаться в сторону пищи, он улавливает запах и доносит его до глаз и ушей. У травяных людей нет чувства самосохранения, и потому они не испытывают страха перед лицом опасности. Именно поэтому они страшны в битве.
Я пытался понять, почему чернокожий воин взялся так подробно рассказывать врагу о происхождении жизни на Барсуме. Момент казался весьма неподходящим для благородного принца гордой расы – с чего бы ему вступать в беседу со своим захватчиком? В особенности с учетом того факта, что черный воин все так же лежал на палубе, надежно связанный.
Но тут его взгляд на долю секунды скользнул мимо меня, и это объяснило мне причину: он просто старался отвлечь мое внимание своей захватывающей историей.
Я держал руль, а пират лежал передо мной лицом к корме корабля. Рассказчик обращался ко мне, но, когда он заканчивал описание травяных людей, я уловил, как его глаза сфокусировались на чем-то за моей спиной.
И уж точно я не ошибся, когда заметил вспышку торжества в этих темных зрачках.
Некоторое время назад я снизил скорость, потому что долина Дор осталась далеко за кормой, и чувствовал себя в относительной безопасности.
Теперь же я бросил назад опасливый взгляд – и это заморозило проклюнувшийся в моей душе росток надежды на свободу.
Огромный военный корабль без огней бесшумно приближался в темноте ночи.
VIII
Глубины Омина
Да, теперь я понял, зачем черный пират отвлекал меня своей странной сказкой. Он уже давно заметил своих спасителей, и, если бы не его один-единственный красноречивый взгляд, крейсер очень скоро был бы над нами, и абордажная команда спрыгнула бы с киля на нашу палубу, лишив меня всякой надежды на избавление.