Принцесса Марса. Боги Марса. Владыка Марса

По моим подсчетам, я провел в подземелье уже триста дней. Если что-то еще могло быть сделано для спасения Деи Торис, то следовало поторопиться. Пусть до сих пор ее миновала смерть, однако страшный час близился, ведь тем, кто служил Иссу, позволяли прожить всего один год.

Когда в следующий раз в подвале послышались шаги, я едва мог дождаться появления Партака в богатой перевязи и с мечом, но представьте мое огорчение и разочарование при виде другого юноши, принесшего еду.

– А с Партаком что случилось? – спросил я, однако новый надзиратель не ответил, поставил миску на пол, немедленно повернулся и вышел.

Дни шли и шли, тюремщик продолжал выполнять свои обязанности, не говоря мне ни слова и не отвечая ни на единый мой вопрос.

Я мог лишь гадать о том, почему отстранили Партака, но, очевидно, это было связано с моей запиской. И я, несмотря на все свои старания, чувствовал себя ничуть не лучше прежнего, потому что так и не узнал, жив ли Карторис. Вполне могло случиться, что Партак, желая подняться в глазах Сата Арраса, выполнил мою просьбу принести бумагу, а потом отнес ее хозяину в доказательство своей преданности.

Прошло тридцать дней после того, как я отдал юноше записку. Три сотни и тридцать дней минуло со дня моего заключения в подземелье. Насколько я мог подсчитать, оставалось едва ли тридцать дней до того, как Дею Торис прикажут отвести на арену для ритуала в честь Иссу.

Когда эта яркая картина вставала в моем воображении, я закрывал лицо ладонями и огромным усилием сдерживал слезы, наполнявшие мои глаза. Только подумать, что столь прекрасное существо могут разорвать грубые когти чудовищных белых обезьян! Нет, это было немыслимо. Такое ужасное событие не может произойти! И все же рассудок говорил мне, что через тридцать дней несравненная принцесса будет стоять на арене перворожденных лицом к лицу с дикими бешеными тварями, ее окровавленное тело проволокут по грязи и пыли, а потом часть его будет приготовлена на кухне и подана на стол черных вельмож.

Думаю, что я сошел бы с ума в тот момент, если бы не шаги тюремщика. Они отвлекли меня от чудовищных мыслей, разрывавших мою голову. Я преисполнился мрачной решимости. Я должен был предпринять сверхчеловеческие усилия и сбежать. Убить тюремщика, как-нибудь обманув его, и довериться судьбе в надежде, что она выведет меня наружу.

С этой мыслью я немедленно начал действовать. Я упал на пол рядом со стеной в напряженной и неестественной позе, как будто умер в конвульсиях. Тюремщику придется наклониться надо мной, а я тогда схвачу его за горло и железной цепью ударю по голове…

Обреченный юноша подходил все ближе и ближе. Наконец я услышал, как он остановился передо мной. Потом негромко вскрикнул и шагнул ко мне. Я почувствовал, как он опускается на колени, и крепче сжал звенья цепи в руке. Юноша наклонился. Я должен был приоткрыть глаза, чтобы найти его горло, сжать его и одновременно нанести могучий удар.

Все шло по плану. Но… Насколько кратким был промежуток времени между тем, как разлепились мои веки, и тем, как свистнула цепь, не знаю, но в этот момент я узнал лицо, склонившееся надо мной… это был мой сын Карторис.

Боже! Что за жестокая и зловредная судьба, какой чудовищный конец! Что за дьявольское стечение обстоятельств! Почему мой мальчик оказался рядом со мной именно в тот момент, когда я смог ударить его и убить, не подозревая, кто он таков? Запоздавшее в своей милости Провидение сжалилось надо мной, и я упал без чувств на безжизненное тело своего единственного сына.

Когда я пришел в себя, на моем лбу лежала прохладная крепкая ладонь. На миг я замер, боясь открыть глаза. Мне нужно было собрать воедино мысли и воспоминания, спутавшиеся в моем воспаленном и переутомленном мозгу.

Наконец осознание жестокой действительности пришло ко мне, и я тем более побоялся увидеть того, кто находился рядом. Я не мог понять, кто это пытается оказать мне помощь. Должно быть, Карторис пришел не один, просто я не заметил его товарища. Ну, рано или поздно придется столкнуться с неизбежным, так почему бы не прямо сейчас…

И я со вздохом открыл глаза.

Надо мной склонялся мой сын с огромным синяком на лбу в том месте, куда ударила цепь, но живой! Больше вокруг никого не было. Протянув к нему руки, я обнял своего мальчика, и если на какой-либо из планет и звучала столь горячая молитва благодарности, так это под поверхностью умирающего Марса, когда я благодарил Вечную Тайну за жизнь своего сына.

Должно быть, в то самое краткое мгновение, когда я увидел и узнал Карториса, моя рука непроизвольно смягчила удар. Карторис сказал мне, что некоторое время он тоже лежал без сознания, но как долго, он не знал.

– Да как ты вообще сюда попал? – спросил я, не понимая, как он мог добраться до меня без провожатого.