Принцесса на бобах

— Какого ребенка? — изумился Дима, вылезая из машины. — Окстись!

— Девочке восемнадцать лет! Не трогай девочку!

— Так она сама пришла! — возмутился Дима, подходя к Нине. — Я ей денег дал и отправил с миром!

— Сколько ты ей дал? — Нина смотрела на него с бессильной ненавистью. — Сколько? Говори!

— Ну-ка, успокойся! — скомандовал Дима неожиданно жестко.

Он сжал Нинины плечи и встряхнул ее хорошенько. Она притихла. Она отвыкла от… Да нет, какое там — «отвыкла»! Она и не знала никогда, что такое гневная, короткая мужская отповедь, несколько отрывистых быстрых слов, звучащих как приказ… Приказ, которому нельзя не подчиниться.

— Садись в машину. — Дима подтолкнул ее к открытой дверце.

Нина послушно опустилась на переднее сиденье.

— Слезь с газеты! — Он выдернул из-под нее листы. — Газету свою учредили, «Русский лесопромышленник»…

— Владелец заводов, газет, пароходов, мистер Твистер, миллионер, — пробормотала Нина чуть слышно.

Она еще пыталась обороняться, язвить. Для вида, для проформы. Дима был другой, новый, и он ей нравился такой. Она ничего не могла с собой поделать — нравился. Спокойный, властный, немногословный.

— Ну-ка, повернись ко мне! — Он достал из кармана чистейший носовой платок и, положив левую ладонь ей на затылок, правой рукой с зажатым в ней носовым платком принялся стирать с Нининых щек черные разводы потекшей туши.

— Не трогай меня… — сказала Нина жалобно, не предприняв тем не менее ни малейшей попытки вырваться.

— Нужна ты мне, — усмехнулся Дима, осторожно касаясь платком ее скул.

У него были красивые руки. Очень мужские. Крупные, сильные… Без обручального кольца. А, ну да, если он затеял эту историю со сватовством, значит, холост. Собственно говоря, какое ей до этого дело?

— Мистер Твистер, — произнесла Нина устало. — Что тебе от нас надо? Что тебе еще нужно?

Не ответив, он сунул платок в карман и включил зажигание, а через пару минут уже мчал по ночному Бульварному кольцу, молча глядя перед собой.

— Тебе нужно нам всем доказать, что ты — хозяин жизни, а мы — быдло, — продолжала Нина чуть слышно. — Что цена нам — копейка в базарный день. Что ты нас всех купить можешь, оптом и в розницу. Благо, «бабок» у тебя — немерено… Грязных, — добавила она глухо.

— Грязных?! — переспросил Дима и резко затормозил. Нина едва не ахнулась лбом о стекло. — Это почему же грязных, мадам?

— Потому что отмывал, — пробормотала Нина, опасливо покосившись на него. — Что я, не знаю, как вы свои состояния сколачиваете? Все знают. Отмываете грязные деньги.

— Я ничего не отмывал! — заорал Дима, побелев от ярости. — Я вам, мадам, не прачечная! Я просто вовремя начал! Вы еще кармизмом-фридеризмом бедным детям котелки забивали, а я уже свое дело раскручивал! С нуля! Вот этими руками! Плюс Левкин нюх и Левкина оборотистость! Три года как заведенные! Ни сна, ни отдыха…

— Ну так что, пожалеть тебя? — зло прищурилась Нина.

— Ты пожалеешь, — хмыкнул Дима. — Со своей спесью высокородной, с гонором своим, пятак ему цена.

— Открой дверь! — Нина потянулась к ручке.

Ей было худо — тело сотрясал мелкий озноб, тошнота подступила к горлу. Похмельная муть и истерика, все вместе. Вот не умеешь пить — и не пробуй, горе-забулдыга.

— Сиди! — рявкнул Дима, перехватив ее руку. — Куда ты, такая, в три часа ночи? Сиди, я тебя до дома довезу.

— Выпусти меня, мне плохо! — Нина умоляюще посмотрела на него и призналась, помешкав: — Я водку вообще не пью. Хлопнула двести грамм на голодный желудок…

— А-а… — Какое-то время Дима обалдело молчал. — Так это мы сейчас закусим… И запьем.

Он рванул машину с места. Миновали пару-тройку домов — вот он, ночной магазинчик под нарядной вывеской. Благословенны новые времена, да здравствует дух свободного предпринимательства! Что бы они делали в ночной Москве пятнадцатилетней давности? Полночи волоклись бы в шереметьевскую ресторацию, потом оставшиеся полночи уламывали неподкупного швейцара… То ли дело теперь, когда на каждом углу, у каждого перекрестка — бар, мини-маркет, казино, ночной ресторан…

— Может, в ресторан? — предложил Дима.

— Ну да. — Она нервно засмеялась. — В мой. В наш. У Жоры глаза на лоб вылезут. Ты — за столик, я — к мойке. Каждому — свое.

— Нет, ну зачем туда-то? Здесь недалеко, на Рождественке, — дивное местечко…

— Дима, — вздохнула Нина. — Предложение, конечно, интересное… Только я ведь плащ на свои опорки надела. В которых я лестницы драю.

С каким-то веселым вызовом она расстегнула пуговицы плаща — мол, смотри, любуйся. Не забывай, с кем имеешь дело. С посудомойкой-уборщицей. Я тебе не Лолитка твоя в прикиде от Диора. Вот моя рабочая роба. Униформа стареющей Золушки, проворонившей все свои балы, упустившей всех своих принцев.

— Я, между прочим, тоже, — хмыкнул Дима, быстро расстегивая пальто, — не для выхода в свет одет. Твоя наследница меня разбудила с воплем: «Скорее! Спасайте маман!..» Нет, ну я не в пижаме, конечно, но все же…

Он был в стареньком «хэбэшном» джемпере и в джинсах.

Они взглянули друг на друга и улыбнулись, не сговариваясь. Сразу все стало проще, легче, свободней.