Принцесса на грани

Против этого я не могла возразить, потому что Майкл был прав. В «Ю.Эс. Уикли» чуть ли не каждую неделю появляется какая-нибудь статейка на тему, с кем мне стоило бы встре­чаться вместо Майкла. На прошлой неделе их список возглавлял принц Уильям, но обычно они не реже раза в месяц упоминают Уилмера Валдеррама. К примеру, они помещают фото­графию Майкла, выходящего из класса или еще откуда-нибудь, а рядом с ним — фотографию Джеймса Франко или еще кого-то, и поверх фотографии Майкла печатают цифру 2 — как будто за Майкла проголосовали только 2 процен­та читателей, а на фотографии Джеймса Фран­ко — 98. Так они заявляют, что 98 процентов читателей считают, что мне лучше быть с каким-то парнем, который в жизни своей ничего другого не делал, кроме как стоял перед каме­рой и произносил слова, написанные другими. Ну, еще, может, изображал схватку на мечах, поставленную для него каким-то хореографом. Ну, а что касается взглядов моей бабушки в этом вопросе, то они настолько широко извест­ны, что стали почти легендарными.

— Миа, — Майкл пристально посмотрел своими темными глазами прямо в мои, не тем­ные. — Суть в том, что как бы ты ни старалась делать вид, что это не так, ты — принцесса. Ты всегда будешь принцессой. Когда-нибудь тебе предстоит управлять страной. Ты уже знаешь, в чем твое предназначение — оно определено до тебя и за тебя. У меня не так. Мне нужно само­му разобраться, кто я, кем я хочу стать и как оставить свой след на земле. И если я останусь с тобой, этот след должен быть очень большим, ведь все считают, для того, чтобы быть с прин­цессой, парню надо быть особенным. Я просто обязан соответствовать ожиданиям людей.

— Для тебя должны иметь значения только мои ожидания! — сказала я.

Майкл сжал мои руки.

— Да, твои для меня важнее всего. Миа, ты же знаешь, я никогда не буду счастлив, если буду только твоим консортом — всегда на шаг позади тебя. И ты не будешь счастлива, если я стану человеком, который ничего собой не представляет.

Я поморщилась, слова Майкла напомнили мне дурацкие установления парламента Дженовии, по которым мужчина, за которого я вый­ду замуж, то есть мой так называемый консорт, должен вставать, как только я встану, не дол­жен брать в руки вилку, пока я не возьму свою, не заниматься ничем рискованным (например, гонками, будь то на машинах или на яхтах, ска­лолазанием, дайвингом и так далее), до тех пор, пока у нас не появится наследник, в случае развода или аннулирования брака обязан отка­заться от своих прав на опеку над детьми, рож­денными во время брака... а еще отказаться от своего гражданства в пользу гражданства Дженовии.

— Я не говорю, что я бы не согласился со­блюдать эти правила, — продолжал Майкл. — Они бы меня вполне устраивали, если бы я... если бы я знал, что тоже чего-то достиг в жиз­ни... ну, может, я не стал бы правителем стра­ны, но еще что-нибудь сделал... нечто вроде того, что мне предлагают сейчас. Что-то изме­нить в мире. Так же, как в один прекрасный день ты что-то изменишь.

Я заморгала. Не сказать, чтобы я не пони­мала Майкла — я его понимала, и он был прав. Он не из тех, кто может быть счастлив, идя по жизни на один шаг позади меня. Ему нужно иметь что-то свое, что бы это ни было. Просто я не понимала, почему то, что у него будет в жизни своего, обязательно должно находить­ся в ЯПОНИИ.

— Послушай. — Майкл снова сжал мои руки. — Лучше тебе перестать плакать, а то Ларс, похоже, собирается подойти к нам.

— Это его работа. — Я шмыгнула носом. — Он должен меня защищать от... от всего, чтобы я не пострадала.

И тут я вдруг поняла, что от этих страда­ний меня не защитит даже гигант с пистоле­том, и от этой мысли заплакала еще горше.

Майкл засмеялся, и меня это разозлило.

— Это не смешно! — проворчала я сквозь сле­зы, шмыгая носом,

— Немножко, Согласись, мы с тобой — до­вольно жалкая парочка.

— Я тебе скажу, что жалкое, — сказала я. — Ты уедешь в Японию, познакомишься с какой-нибудь гейшей и забудешь меня. Вот это будет жалко.

— Зачем мне какая-то гейша, когда у меня есть ты? — спросил Майкл.

— Гейша будет заниматься с тобой сексом когда угодно, когда ты пожелаешь. — Я все время хлюпала носом. — Я знаю, я видела в кино.

— Ну, — сказал Майкл, — раз уж ты об этом заговорила, может, гейша — это не так уж плохо.

Тут я его ударила, хотя по-прежнему не ви­дела в этой ситуации ничего смешного. И до сих пор не вижу. Это ужасно, несправедливо и во­обще трагедия.

Плакать я, правда, перестала, и когда подо­шел Ларе и спросил, все ли у меня в порядке, я сказала, что да.

Но на самом деле ничего не было в порядке. И сейчас не в порядке.

И никогда больше не будет.