Принцесса на Кириешках

Я ринулась к ограде и стала работать со скоростью землеройной машины. Признаюсь, лопатка для торта не лучшее копательное приспособление. Примерно минут через сорок, почти под самой последней секцией, я обнаружила круглую банку из-под печенья. Дрожащими руками схватила ее, открыла, увидела замшевый мешочек, дернула завязочки…

На ладонь выпал маленький плоский ключик, привязанный к слишком большой бирке. «Номер 35» – стояло на ней. Далее шло название банка и его адрес, а еще чуть пониже мелкими-мелкими буквами была сделана надпись: «Нашедшего просьба вернуть в центральный офис».

Отшвырнув банку, я побежала домой. Так, сейчас помоюсь, переоденусь и ринусь по указанному адресу. Значит, Света сказала правду! Я нахожусь в двух шагах от разгадки!

Не успела я вбежать в прихожую, как до уха долетел стук и крик:

– Ася! Ася!!! Ася!!!

Лев Яковлевич! Совсем забыла про него! На часах половина первого, следовательно, ленивый профессор уже тридцать минут зовет жену. Может, наплевать на него и уехать по своим делам?

На секунду решение мне показалось правильным. В конце концов, академик не парализованный, сам может сделать себе завтрак!

– Ася!!!

– Иду! – крикнула я и пошла на зов.

Придется готовить трапезу капризнику, я ведь обещала Асе позаботиться о престарелом младенце.

– Безобразие! – возмутился профессор. – Где завтрак? А, Ася?

– Ваша жена уехала.

– Куда?

– На работу.

– А каша? И мое какао!

– Сейчас принесу.

– Так поторопитесь, – взвизгнул Лев Яковлевич, – бог знает сколько времени уже жду. Мне работать пора. Раннее утро самое плодотворное время! Шевелитесь, любезнейшая Марфа!

Я порысила на кухню и принялась искать на полках геркулес. Однако у Льва Яковлевича оригинальное понятие о раннем утре, стрелки уже показывают час дня. Как назло, овсянки не нашлось. Я вернулась к Льву Яковлевичу.

– Хотите творогу?

– Что?

– Это такая белая вкусная штука, очень полезная, богатая кальцием, ее дает корова, вернее, буренку доят, а уж из молока…

– Марфа, – загремел Лев Яковлевич, – не читайте мне лекций! По утрам я ем кашу.

– Манную будете?

– Ни за что.

– Гречневую?

– В рот не возьму.

– Рисовую?

– Никогда в жизни.

– Пшенную?

– Марфа! Вы с ума сошли! Немедленно подайте овсянку.

Я понуро вернулась на кухню. Очень хорошо помню, что вчера вечером вот тут на полке стояла большая желтая коробка с надписью «Геркулес». И где она сейчас?

Я зачем-то полезла в холодильник, потом пошарила на подоконнике, наткнулась на кастрюлю, в которой мы варим еду собакам, открыла крышку и сообразила: вот он, геркулес. Катя сварганила из него обед для членов стаи.

– Марфа! Кашу! – долетело из-за стены. – Сейчас! – крикнула я.

– Живее!!! Овсянку!

Поколебавшись мгновение, я схватила ложку, наполнила тарелку и побежала с ней к вопящему Льву Яковлевичу. В конце концов, мы никогда не даем животным просроченных или испорченных продуктов, варим им еду как для себя. А раз она подходит для нежных мопсиных желудков, то и профессору плохо не станет.

– Где сироп? – грозно нахмурился Лев Яковлевич.

Пришлось опять идти на кухню и открывать шкафчики. В одном нашлась бутылка, я схватила ее, плеснула в тарелку похожую на воду жидкость и понеслась в спальню.

Нос уловил легкий аромат, очень знакомый, но мне было не до того, чтобы разбираться, чем у нас пахнет в коридоре. Часы неумолимо тикают, а мне придется еще варить какао, потом умываться, одеваться, заводить машину. Я рискую опоздать в банк.

Поставив тарелку на тумбочку, я ринулась назад.

– Марфа! Это что?! – заорал академик.

– Каша. Геркулесовая. С сиропом! – крикнула я, достигнув кухни.

– Но это…

– Сейчас вернусь и принесу какао.

– Марфа, это…

– Да, да, страшно вкусно! – орала я, мечась между столиком и плитой.

Ну с какой стати надо делать варево из порошка, если люди придумали растворимые напитки?

Естественно, первая порция у меня не получилась. Наверх всплыло великое множество не желавших растворяться комочков. Пришлось взять другую кастрюльку и начать все сначала. На этот раз я не уследила за пенкой, и серо-розовая жидкость вылилась на плиту.

– Марфа! – подал голос академик. – Еще каши! Такой же! Быстро! Мне плохо! Очень! Сделай точь-в-точь как первую порцию! Скорее! Умираю!

До сих пор мне казалось, что, если человеку худо, ему не хочется есть. Согласитесь, мало кто лопает с аппетитом баранью отбивную за две минуты до смерти. Но академики-то не простые люди!

Схватив кастрюльку с какао, я вылила ее содержимое в кружку.

– Марфа! – бесновался Лев Яковлевич. – Есть давай! Живо!

Не знаю, как у вас, а у меня, когда торопят, всегда начинают трястись руки.

Я снова схватила собачью кастрюлю, наполнила другую тарелку, не глядя схватила бутылку с сиропом, щедро полила овсянку и тут же уронила приготовленное блюдо.

Тарелка почему-то уцелела, зато каша разлетелась по полу. Сообразив, что сейчас еще придется мыть пол, я чуть не зарыдала, но потом быстро нашла выход из неприятного положения:

– Муля, Ада, Феня, Капа, Рейчел, Рамик!

Стая мигом явилась на зов.

– Кушать хотите?

Шесть хвостов заработали с невероятной скоростью. Двенадцать карих глаз уставились на хозяйку с обожанием.