Хочется, чтобы мама уже как-то ускорилась и разродилась – и перестала наконец вести себя так странно. Никакого толку от нее не добьешься – сплошной гормональный раскардаш.
В отчаянии я спросила у папы, что лучше подарить Майклу, и он сказал – ручку. Мол, пусть лучше Майкл пишет мне в Дженовию письма вместо того, чтобы бесконечно висеть на телефоне, подрывая дженовийский бюджет.
Да, пап, конечно. Как будто кто-то еще пишет ручками.
И вообще, але – вроде как в Дженовии я собираюсь проводить только рождественские и летние каникулы! Так значится в соглашении, которое мы подписали в прошлом сентябре.
Ручка. Так я и побежала ручку дарить. Неужели я единственный человек в семье, в котором нет ни грамма романтики?
Ой, все, надо сворачивать писанину, а то отец Кристоф уже посматривает в мою сторону. Впрочем, сам виноват. Я не стала бы писать в дневнике во время мессы, будь его проповеди хоть чуточку поувлекательнее. Да хоть бы он их по-английски читал, что ли!
Я думала, это
Прыщ, кстати, раздулся до неприличных размеров, несмотря на то что вчера перед сном я намазала его зубной пастой.
По идее, Ассоциация домовладельцев должна бы занять мою сторону в дискуссии о платных парковках. В конце концов, это у них под окнами постоянно паркуются туристы. И в их интересах слупить с них немного деньжат на ремонт тротуаров. Но НЕ-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-Е-ЕТ.
Клянусь, не понимаю, как папа выдерживает это каждый день. Хоть убейте, не понимаю.
Большой кипеш из-за того, что Рене «позаимствовал» «Порше»-кабриолет чилийского посла – а заодно и его супругу, – чтобы смотаться в Монте-Карло после десерта. В итоге парочку обнаружили на придворном корте: они играли в теннис.
Неловкая подробность – голышом.
Через восемь дней увижу его снова. О, радость! О, блаженство!
Только что говорила по телефону с Майклом. Я просто
Но я не Кейт Босуорт. Я и прясть-то не умею. ПРЕСВЯТЫЕ ТЮЛЕНИ, Я ДАЖЕ НЕ УМЕЮ ПРЯСТЬ!!!!!!!!!!
Я просто обязана подарить ему что-то офигительно классное, раз уж забыла. Ну, про его день рождения и все такое. И вообще: парень взвалил на себя обузу в виде бездарной фриковатой принцесски вместо какой-нибудь красотки вроде Кейт Босуорт, которая и на серфе катается, и прядет, и самореализуется, и прыщей у нее нет, и все пучком. Я должна подарить ему что-то настолько потрясное, чтобы он забыл, что я просто-напросто финтифлюшка, которая к серфу не знает с какой стороны подступиться и ногти грызет, но родилась, понимаете ли, королевишной.
Конечно, Майкл говорит, что ему ничего не нужно, кроме меня (как же хочется в это верить!!!!!!!!!!), и что через восемь дней мы увидимся, и это самый лучший подарок.
Кажется, это вполне можно засчитать за доказательство того, что он любит меня как девушку, а не как друга. Конечно, я еще с Тиной на этот счет посоветуюсь, но, по-моему, в данном случае Вселенная намекает, что таки ДА!
Хотя, конечно, это он только так говорит. В смысле, что ему ничего на день рождения не нужно. Дарить-то все равно что-то надо. Что-то клевое. Только вот что?
Короче, причина позвонить у меня была серьезная. Я сделала это не просто ради того, чтобы услышать его голос и все такое. Не настолько уж все у меня запущено.
Впрочем, может, и настолько… Ну что я могу поделать? Я же влюблена в Майкла – страшно сказать – всю сознательную жизнь. Мне нравится, как он произносит мое имя. Нравится, как он смеется. Нравится, как он спрашивает моего мнения, будто бы ему и впрямь не все равно, что я думаю (видит бог, здесь-то всем на меня плевать с высокой колокольни. Я что-нибудь предлагаю – ну, например, в целях экономии воды выключать фонтан перед дворцом по ночам, когда там все равно никто не ходит – и у окружающих сразу такой вид, будто это доспехи в Большом зале подали голос).
Ладно-ладно, к папе это не относится. Но здесь, в Дженовии, я вижу его реже чем дома, потому что он вечно пропадает на парламентских заседаниях, ходит под парусом на регатах и тусит с мисс Чехией.
Одним словом, разговоры с Майклом для меня – сплошное удовольствие. Что в этом плохого? В конце концов, он мой парень!