Принцесса Намонаки

Наверное, я победила. Во всяком случае, попытки убить меня, даже во сне, прекратились. Канцлер начал относиться ко мне уважительно, и все его приспешники тоже.

Жизнь и правда налаживается.

Книга II

Свиток восьмой

Двадцатый день пятой Луны

Я неделю не бралась за этот дневник. И не собиралась, но меня заставили.

Вот как было дело.

– Ичи, ты что-то давно ничего не писал, – сказал как-то император за «игрой в генералов», которую я продолжаю считать местными шахматами, уж очень похоже.

В числе прочих прислуживал нам и сын канцлера, который вдруг удивленно уставился на меня, впервые за все время, обычно он глаза прятал и набеленной своей физиономией старался не отсвечивать. Наверное, на охоте бегать голышом ему не понравилось.

– Что не писал? – удивилась я.

Император усмехнулся и в два хода поставил мне мат. Ничего, конечно, не сказал, здесь это невежливо: противник должен сам понять, что проиграл, объявить об этом и поклониться. Я сделала все это, и только тогда Его Величество поднялся и приказал следовать за ним.

Мы пришли в одну из темниц, где император держит своих врагов. Стража называет их обреченными и судачит, что света белого они уже не увидят, потому что смотреть будет нечем. Ванъян был одним из таких, но ему повезло.

За эти дни я много узнала об увлечении императора: он любит медленно, день за днем отрезать от пленников кусок за куском. Но всегда начинает с разума – съедает его, словно червь-паразит, как было с Ванъяном. Потом, когда от человека остается лишь безумный, дрожащий кусок мяса, наш блистательный государь берется и за тело. Режет: сначала палец за пальцем, потом уши, глаза, язык и так далее.

М-да, у кого какое хобби. Принц Рюичи, говорят, стихи писал.

– Боишься меня? – спросил однажды император, заставив наблюдать за такой пыткой.

Меня тошнило от омерзения, но страха я не чувствовала. Это было как наблюдать за гусеницей или пауком – если убить не можешь, нужно оказаться от него подальше.

– Нет, – ответила я, борясь с тем, чтобы не показывать свою брезгливость слишком уж явно. – А нужно бояться?

Император тогда бросил на деревянный стол с пыточными инструментами нож, вытер руки о грязную тряпку, всю в кровавых пятнах, и подошел. Схватив меня за подбородок, он уставился в глаза.

«Он читает людей как открытую книгу», – сказал как-то Ли. Да, наверное. Читает и выворачивает наизнанку – буквально.

Однако страшно мне по-прежнему не было. Наверное, я свое уже отбоялась, а может, просто привыкла. Все, что я тогда чувствовала, – тошноту. И зуд в левой пятке.

– Неужели, Ичи? Что, совсем не боишься однажды закончить свои дни здесь? – удивился император и обвел взглядом темницу.

У государя много врагов, поэтому в темнице было людно – если то, что я видела, можно назвать людьми.

– Не боюсь, – повторила я. Мне пришлось сделать шаг назад – настолько было противно находиться с ним рядом, до рвоты.

– И почему же? – уточнил, улыбаясь, император.

Улыбка выглядела обычной, как у нормального человека, а не безумного маньяка. Наверное, это должно было пугать: он в своем уме и все равно делает такие вещи, но меня это, наоборот, обнадеживало. Раз Его Величество в себе, то трижды подумает, прежде чем поднять на меня руку, ведь принц Рюичи нужен своему отцу.

Император ждал, и я показала ему одну из своих шпилек. Рен многому меня научила за эти дни, в том числе рассказала и про яды.

– Вы не успеете, Ваше Величество. Я умру раньше. К тому же вам невыгодно меня убивать, а это хранит меня сильнее, чем любой телохранитель.

Император кивнул, отвернулся и туманно бросил:

– Это и еще кое-что.

Я не стала уточнять, что он имел в виду, и больше мы к этому разговору не возвращались.

Итак, в тот вечер император привел меня в темницу, где у стены сгрудились юноши в потертых грязно-голубых одеждах. Я уже знала, что это ребята из организации «Синие Плащи» – оппозиция императора, те, кто мечтал его свергнуть. Точнее, Синими Плащами я их называла для собственного удобства. На самом же деле они именуются Цу́югу́са-и́ро – «росная трава». Это не метафора, так здесь называют растение, из которого добывают голубой краситель. Он считается неприглядным, быстро выцветает, поэтому дешев и популярен у простолюдинов. Мятежники носят верхние накидки, выкрашенные в голубой, чтобы подчеркнуть свое низкое происхождение и показать близость к народу. Но «Голубая накидка» как-то не звучит, поэтому пусть будут Синими Плащами. А еще любопытно, что синий цвет здесь символизирует тайну, мистику и, вдобавок, нежить. Злодейский это цвет, император его, например, не наденет. Во-первых, побрезгует, во-вторых, он же в глазах народа добрый. Зато его оппозиции вроде как можно. Такая вот символика получается.

Эти юноши выглядели даже неплохо, для императорских узников-то. От боли не кричали, все их конечности были целы. Обычно с бунтовщиками государь не был столь мягок, например, недавно пятерых сжег заживо, сначала заставив их сплясать что-то ритуальное перед помостами для казни. Выглядело жутковато.